В. Букатов, С. Фрига
О понятных статьях и о дебрях наукообразия
В.Букатов: В современной педагогике – теории и практике – одной из самых актуальных и в то же время постоянно умалчиваемых проблем является засорённость речи педагогов и психологов профессиональными жаргонизмами и наукообразными канцеляризмами. Открываю навскидку один из профессиональных педагогических журналов за прошлый год. В статье кандидата педагогических наук об инновациях в образовании читаю: «Способами решения проблем отечественные учёные видят переориентацию отечественного образования от традиций прагматизма на курс сочетания принципов, учитывающих особый цивилизационный путь России и новые лучшие педагогические практики и цифровые технологии».
Рядом в рассуждениях доцента кафедры педагогики и социологии узнаю, что: «В процессе совместной деятельности существенно меняются роли участников: вместо объекта воздействия – субъект взаимодействия, а также роль самой информации (информация выступает не целью, а средством для освоения действий и операций».
Другой автор – соискатель учёной степени кандидата педагогических наук – в статье о формировании интересов у дошкольников сообщает: «Первичное соподчинение мотивов, возникающее в начале дошкольного возраста, развивается в двух направлениях: во-первых, в направлении формирования самого механизма соподчинения, во-вторых, в направлении усвоением ребёнком новых, более высоких мотивов деятельности». Хотя в статье речь и идёт о дошкольниках, тем не менее – на мой взгляд – и тут докопаться какой-нибудь воспитательнице детского сада до здравого смысла статьи задача не из простых.
О реанимации языкового чутья и необходимости «разговоров запросто»
Считается, что история «современного русского языка» ведет свой отсчёт со времён Пушкина – одного из основных его законодателей. Который не уставал бороться с манерностью, например, «карамзинистов». Как и постоянно напоминать авторам о том, что элементарный здравый смысл в текстах обязателен.
Пушкин даже своему другу Кюхельбекеру указывал на изъяны его языкового чутья, связанных с отсутствием установки на буквальность понимания [3, с.19]. Так на полях стихотворных строчек Кюхельбекера – «Я всегда в уединении // Пас стада главы моей» – Пушкин вписывает язвительный вопрос-комментарий: «Пас стада главы моей (вшей)?» [1, с. 21].
Академик-лингвист Виноградов справедливо подчеркивал, «простота предполагает глубину» [1, с. 19], которая в свою очередь обнаруживается при буквальном понимании. Современные авторы научных психолого-педагогических работ, по ходу защиты своей диссертации на соискание кандидатской и(или) докторской учёной степени пройдя сквозь языковые буреломы «научных школ» и назубок усвоив рекомендации ушлых методологов «нового поколения» (так называемых «щедровитян»), теряют способность говорить понятным языком.
Руководитель научно-практического центра «Катарсис», созданного для психологического просвещения педагогов, М.Н.Сартан справедливо сетовал, что если современные статьи многих наших психологов перевести на «простой язык», то «на выходе» мы получим кучку банальностей (!). Но это в современной Психологии. А у современных педагогов, которые во всем стремятся не отставать от братьев-психологов, дело обстоит и того хуже (чему косвенным доказательством могут служить вышеприведенные цитаты из наугад раскрытого научного журнала).
Но согласимся, что кто-то из читателей вполне сможет углядеть и в этих цитатах определённый и вполне внятный смысл. Поэтому уточню, сейчас речь идёт не столько о качестве и(или) содержании научно педагогических трудов (статей, рекомендаций, монографий), сколько о их пригодности для непосредственной педагогической деятельности. Ведь штудируя профессиональную литературу, педагог в лучшем случае сталкивается либо с констатацией недостатков, либо с перечнем того, что у педагога должно получиться на выходе. А надо бы – с руководством, что делать и(или) как именно. Причём, с руководством весьма детальным, подробным, доскональным. И разумеется – изложенным простым и понятным (а не обобщённо-абстрактным) языком.
Но именно такой язык, точнее такой языковой стиль, в современном профессиональном языке практически исчез. Потому что он, якобы, несовместим с современной научной деятельностью (зубодробительные образцы который нам являют ревнивые последователи «мыследеятельности»). А чтобы реанимировать исчезнувший стиль изложения – исследователям необходимо почаще окунаться в естестство предлагаемых обстоятельств разговорной речи. Неслучайно в своё время Франсуа Рабле – французский философ-гуманист, врач (учёный и практик), знаменитый писатель-сатирик, заложивший основы современной европейской литературы [2, c. 20] – начал очищать латынь от средневековой накипи схоластического католицизма с написания книги «Разговоры запросто» (первая публикация в 1518 году).
О равнодушии как главной причине непонимания
Проблемы понимания произведений искусства (живописных, музыкальных, литературных, пластических) являются не новыми. Тексты художественных произведений – словесных, звуковых, изобразительных и т.д. – не всегда, не для всех, не сразу и не в полном объёме оказываются доступны пониманию. Поэтому возникает задача «Видеть своими глазами то, что лежит перед нами» (Гёте).
Некоторые читатели, слушатели, зрители идут по линии наименьшего сопротивления. И не мудрствуя лукаво, заменяют собственное впечатление знанием чужого мнения, чужого восхищения (или порицания), чужого вывода (или даже открытия).
Другие же – начинают ломать себе голову, терять сон, не находить покоя. И им знание чужих мнений, похвал и толкований часто мешает разобраться со своими собственными впечатлениями, мыслями, недоумениями. В результате чего они теряют (практически навсегда) возможность обрести собственное мнение, понимание, открытие. Что наносит – пусть почти незаметный, но зато непоправимый – ущерб современной культуре, повседневно окружающей всех нас.
Для них существует ГЕРМЕНЕВТИКА – наука об искусстве понимания, толкования и интерпретации. В «новом словаре» Брокгауза и Ефрона (СПб, 1913) подчеркивается, что герменевтика — «филологическая наука, отклоняющая всякіе директивы, откуда бы онѣ ни исходили» [8, столб. 292-293].
С середины 70-х годов, занимаясь проблемами «практической герменевтики», эмпирическим путем мною была сформулирована «герменевтическая цепочка» – методика работы, то есть проведения групповых (кооперативных) процедур на уроке, с непонятным (новым, невразумительным, мудрёным) текстом художественного произведения, созданного с помощью вербальных, изобразительных, музыкальных, архитектурных, прикладных и т.д. средств.
Основная её функция – расплавлять лёд равнодушия, как главной и самой распространённой причины непонимания.
Четыре звена герменевтической цепочки
ПЕРВОЕ процедурное звено герменевтической цепочки — обживающее блуждание по тексту. Для этого организуется ситуация, когда все начинают «ползать» по тексту под какими-то примитивными, карикатурно-игровыми предлогами (таких как найти самое длинное слово или предложение, посчитать сколько слов с буквой «эР«?; «Ка»?; «эС«? и т.д.). Герменевтический смысл этого звена – обживание текста. То есть появление у читателя (зрителя, слушателя) уверенности, что текст перестал его отпугивать своей новизной, потому что в нём уже обнаружено нечто вполне известное, понятное, родное [4, c. 5-6].
ВТОРОЕ звено процедурной цепочки — поиск странностей. С их формулировки (оглашённого удивления) в уже обжитом тексте для воспринимающего начинается освоение «зоны своего ближайшего развития» [4. с. 6-7]. Которое естественным образом связано с переходом к ТРЕТЬЕМУ звену процедурной цепочки, когда у нас непроизвольно начинают появляться какие-то предположения о смысловых связях (что свидетельствует о скором завершении формально-группового этапа процедуры).
У каждого смысловые связи оказываются своими, индивидуальными. Что делает нас активными и равноправными участниками «здесь-и-сейчас» возникающих диалогов с любыми партнёрами, из числа неравнодушных к тексту. Диалоги, возникающие по ходу третьего звена (этапа), усиливают «цепную реакцию» взаимного разрешения ранее обнаруженных странностей. Они становятся более интенсивным, захватывающим и непредсказуемым.
ЧЕТВЁРТОЕ звено – выражение замысла – может быть долгим. С многочисленными возвращениями человека к исходному тексту. С неоднократным перебором своих и чужих вариантов, мнений, предположений и решений. С нескончаемыми «испытаниями на прочность» то одной то другой интерпретации. То своей, то соседской. Именно это звено делает всю процедуру и бесконечной, и субъектной, и субъективной (реализация одной из ипостасей «герменевтического круга») . В чём находит своё отражение сама суть таинства культуры, вдоль и поперёк, ощутимо (но невидимо) пронизывающего и нашу душу, и нашу деятельность, и окружающую нас повседневность.
Реанимация «эмоциональной составляющей» читательского интеллекта
Обсуждению процедурных звеньев в «герменевтической цепочке» было посвящено несколько бесед с педагогом дополнительного образования и администратором сайтов Открытый урок: и Ученье без принуждения Светланой Фригой. Которая после практикумов на выставке И. Репина и в залах «Искусства ХХ века» Новой Третьяковки [7, c. 24] стала «истым фанатом» герменевтических процедур (особенно её первого звена).
Поэтому, когда во время зимних каникул, которые она с мужем и младшей дочкой-первоклассницей проводила в Будапеште, возникла возможность заехать в Вену, то было решено провести «процедурно-герменевтическую» экскурсию к знаменитой картине Густава Климта «Поцелуй» (1907-1908), гордости знаменитой галереи «Бельведер». Рабочий черновик рассказа-рефлексии о результатах этой семейной [релятивной-!] экспериментально-герменевтической затее был размещен на сайте (открыть ссылку в новом окне)
По установившейся научной традиции мне следовало бы это повествование сначала превратить в «жмых», удаляя все следы живых и сиюминутных эмоций, впечатлений и непониманий. А об оставшемся – кратко пересказать, транслируя сухую формулировку сути. То есть максимально сократить время, необходимое читателю для ознакомления. Но как раз этого я и собираюсь избежать.
Понимая практическую (и даже теоретическую) значимость информации, с которой читателю предстоит познакомиться, я решил, по примеру учёного-медика Рабле, воспользоваться «простодушно-разговорным стилем» изложения. И в профессиональном психолого-педагогическом журнале изложить содержание и самих этапов герменевтической процедуры и их последствий именно в разговорно-понятном стиле.
Чтобы лишний раз не иссушать читательский мозг научно-лингвистическими абстракциями. Чтобы напротив, в его интеллектуальном потенциале поддержать «эмоциональную составляющую», связанную с бескорыстным любопытством, искренней любознательностью и живой отзывчивостью восприятия [6, c. 108].
Понятно, что такое лингвистическое экспериментаторство кому-то может показаться всего лишь смешным и неудачным, – но кто-то же должен начинать. И засучив рукава, затевать «генеральную уборку» в авгиевых конюшнях отечественной педагогики, на сегодняшний день чересчур забитой информационно-коммуникативным мусором, научно-исследовательским утилем и позиционно-имиджевой пылью.
Прям в самой галерее
Светлана Фрига: [ I.] Повторю, что во время замечательных каникул в Будапеште, было решено заскочить в Вену. Крюк небольшой. Зато в галерею Belvedere можно будет заглянуть, хотя бы на пару часов. С мужем я сразу договорились, а вот с шестилетней дочкой договориться мне ещё предстояло.
Открыв на мобильном картину Климта «Поцелуй», я показала её дочке. Которая мне объяснила, что на картине такая же одежда как в мультфильме «Мия и я». А это её любимый мультик. Поэтому её согласие было уже не сложно получить. Согласие сходить в музей, чтобы увидеть саму картину. И даже нарисовать её прям в самой галерее.
[ II.] По дороге решили, что идём «на одну картину». Памятуя выставку Репина в Третьяковке и свои впечатления от «герменевтических процедур» В.М.Букатова, боялась, вдруг не получится? Нас всего только трое. Жаль, что не пять-шесть…
Раньше эту картину мы никто вживую не видели. Хотя с творчеством Климта и я и мой муж Саша были знакомы. Про «Поцелуй» я помнила, что это что-то очень нежное и сентиментальное. О «неземной» любви. И к тому же золотое и орнаментальное.
Исходя из этих обрывков, мои предожидания были самыми романтическими. Что было кстати, потому что наша поездка вообще-то была приурочена (помимо каникул младшей дочки-первоклассницы) к нашей серебряной свадьбе.
[ III.] И вот, мы входим в зал с «Поцелуем».
Как обычно у «хита» толпятся люди. Фотографируются. В общем – суета.
Сначала было тяжело найти точку обзора. Чтобы и картину видеть и никому не мешать.
Постояли рядом с картиной. Перед ней. Позади смотрящих. И в итоге решили, что лучше всего – немного отойти подальше и сбоку. Чтобы и по нам не ходили, и мы никому не мешали своими разговорами.
В золотом обрамлении
[ IV.] Наша шестилетка не проявила к шедевру большого интереса. Увидела и увидела – ничего особенного.
Мне же бросилось в глаза, что всё на полотне – кроме цвета тел – я представляла себе именно таким. А вот тела – и его и её – совсем другими. И по тональности, и по цвету. Даже скорее по температуре. В интернете нет ни одного изображения, которое достоверно передавало бы цвет кожи. Особенно тот неожиданный контраст в изображении мужской и женской кожи.
Бледные с зеленоватым оттенком, почти бескровные тела. Их фрагменты сильно выбивались из своего золотого обрамления. И даже ноги на фоне уже не золотого, а цветастого обрыва, кажутся почти монохромными.
[ V.] Я достала пенал и блокнот для Ули. И мы вдвоём с дочкой уселись на паркет. Стоя рисовать ей было бы неудобно, а одной садиться в музее на пол она не решилась бы. Иное дело – вместе с мамой.
Усевшись, она быстро освоилась. Из своего заветного пенала достала карандаши и фломастеры. Раскрыла блокнот. И сразу приступила к рисованию.
Мне не важно было, что и как она изобразит. Мне хотелось, чтобы она за рисованием поразглядывала картину. Но чтобы мимоходом слушала и нас. Чтобы у неё была возможность как бы и участвовать, и одновременно не участвовать в нашем разговоре о картине.
Убедившись, что моей первокласснице комфортно, я поднялась с паркета. И мы с Сашей пристроились за дочкиной спиной.
О первом звене герменевтической цепочки
[ VI.] Муж не был особо в курсе моих драмогерменевтических изысканий. Поэтому управлять процессом пришлось мне.
Я говорю, что нам нужно начать обживать картину. Для этого предлагаю называть всё, что на картине на БУКВУ…
Задумавшись, из всех согласных решила выбрать букву «С».
Первая реакция — Ничего!
Но потом как-то начало раскачиваться.
Для начала мы выбрали режим эстафеты (только без передачи предмета). Но вскоре упростили правило и каждый говорил не столько в свою очередь, сколько по мере поступления идей.
Вячеслав Букатов
Позвольте перебить ваш рассказ, напоминанием, что на каждом мастер-классе, проводимых для учителей, я по сто тридцать раз не устаю подчеркивать, что на уроке начинать звено «блуждание-обживание» необходимо с поисков, что есть и на картине (в тексте) и в данном помещении «одинакового».
Начинать процедуру с подобного кона-задания принципиально, во-первых, при работе с живописным текстом (то есть с репродукцией). И во-вторых, когда обучаемым мало лет. Чем меньше их жизненный опыт или чем труднее для их восприятия изображение, тем необходимее первый кон начинать с установления связей, что одного и того же там и здесь, то есть в помещении вокруг нас. А уж потом начинать поиски на какие-то согласные буквы.
Светлана Фрига
Да-да, спасибо за подсказку. Самый первый шаг – устроить поиск, что находится и на картине и вокруг нас. Ни воображаемое, ни за пределами видимости, а именно то, что вокруг. Досягаемо взгляду и можно дотронуться.
Я знала. И забыла. В галерее просто напрочь вылетело из головы.
Причём этот шаг не только важный, но и азартный. Мы с детьми его часто используем как самостоятельную игру. Увидим какую-нибудь в книге иллюстрацию и над ней куролесим таким образом. А тут я забыла, и очень об этом сожалею.
Наверно, поэтому и возник в начале тот ступор, когда я предложила искать, что на картине на букву “эС”. Может быть поэтому Ульяша и была в отказе. И поначалу не стала с нами играть.
Согласна, что перескакивать этапы нехорошо. Если бы я не забыла, может Уля принесла бы более значительный вклад в наш герменевтический эксперимент, чем скромные реплики в третьем лице.
[ VII.] Итак, начали бегать по картине глазами, отыскивая, что же такого Климт изобразил на ней на заданную согласную букву. Сначала называли только мы с Сашей. Но вскоре Уля тоже стала подкидывать некоторые варианты. Причём она это делала как бы «не за себя», а «за меня». То есть она как бы подсказывала мне. (Ох уж этот её страх проигрыша).
В результате она набросала довольно много вариантов. Но все мимоходом.
Сейчас я уже и не упомню кто-что говорил. Но среди найденного были: Серебро, Сидит, Стоит, Спит, Смерть, Скала, Спутаны, Саван, Спираль, Симметрия (в орнаменте на нём), Серый, Сова, Слиток, Сиреневый, Синий, Сусальное …
Поиски были на несколько букв (и «эМ», и «Пэ»).
Потом я предложила искать: ЧЕГО ЗДЕСЬ ТРИ.
Вячеслав Букатов
Ещё раз перебью своими двумя поправками-комментариями.
Первый комментарий связан с буквой. Я поначалу не обратил внимания, но когда услышал примеры названных находок, то осознал хоть и махонькое, но досадное отступление. Вы начали искать слова, начинающиеся на букву «эС». И я когда-то в конце 80-х на семинарах в Эстонии поступал именно таким образом. Когда в основном работал с учителями начальной школы. А когда же в Красноярске мои курсы стали охватывать и воспитателей детских садов, то я понял, что искать слова гораздо целесообразнее не НА какую-то букву, а С какой-то буквой.
То есть буква не обязательно должна быть только в НАЧАЛЕ слова. Она может быть и в начале, и в середине, и в конце. Всё зависит от формулировки задания. Если искать слова НА БУКВУ «эС», то будут звучать – Серебро, Стоит, Скала, Сусальное и т.д.
Если же искать слова С БУКВОЙ «эС», то в предыдущий список возможно добавились бы – реСницы, волоСы, ноС, перСты.
Решайте сами, что вам целесообразнее и почему.
Второй комментарий связан с проблемой однозначности. Дело в том, что часто формулировки заданий и в социо-игровой режиссуре урока и в драмогерменевтических технологиях должны позволять расширительное и(или) неоднозначное понимание.
И когда в вашем рассказе появилась формулировка – ЧЕГО ЗДЕСЬ ТРИ – я сначала отнёс её к «разговорному стилю» речи, не более. А затем вспомнил, что я сам в устных формулировках некоторых заданий предпочитаю использовать местоимение именно в форме родительного падежа, а не винительного, который кажется благозвучнее.
Например, при объединении в «тройки по открыткам», я обычно говорю: – Объединитесь в тройку, чтобы три открытки были разными, но в том, что на них изображено – чего-то три было бы одинаковым.
Дело в том, что в русском языке выбор родительного или винительного падежа для местоимений ЧТО и ЧТО-ТО может зависеть от семантики (значения). Форма родительного падежа связана с указанием на объект без конкретизации. В использование винительного – когда конкретизация безусловна.
И то, и то допустимо, что определяется смысловым оттенком, который вкладывается говорящим: «ЧТО здесь в количестве три?» и «ЧЕГО здесь в количестве три?». «Найдите ЧТО-ТО общее» и «Найдите ЧЕГО-ТО общее».
Светлана, спасибо за представленную возможность осознать одну из очередных и важных мелочей, на которых держится «нано технология» драмогерменевтики.
Светлана Фрига: [ VIII.] Итак, мы принялись высматривать: ЧЕГО в картине Климта ТРИ.
Три глаза, три пары точек в некоторых узорах, треугольники на лианах, три руки находятся у её лица, три брови, три разные ткани, три больших чёрных прямоугольника…
Оказывается, что когда стоишь у картины близко, то она начинает надвигаться на тебя. А если отключиться от происходящего вокруг, то начинаешь испытывать какое-то волнение. И непонятно откуда оно взялось, потому что его до этого ничто не предвещало.
Картина, как бы надвигаясь, впускает в себя.
После нескольких конов «обживающего блуждания» по картине не терпелось перейти к следующему этапу – поиску странностей. Потому что они уже начинали буквально лезть в глаза.
О втором звене герменевтической цепочки
[ IX.] Не стали себе отказывать в удовольствии и наперебой начали перечислять удивляющие странности и непонятности. «Нелепости» по Достоевскому и «бессмыслицы» по Пушкину [5, c. 105].
Первое, что настойчиво стало бросаться в глаза – левая рука мужчины. Которой он поддерживает голову женщины. Там видны сразу пять пальцев. И большой палец расположен как-то странно, непропорционально длинным.
[ X.] В свою очередь Саша отметил, что женщина намного выше мужчины. Потому что она стоит на коленях, а мужчина нет.
Почему-то дальше вместо того, чтобы двигаться к моим прежним ожиданиям про нежность и романтизм, меня стало сносить совсем в другую сторону.
Он её либо только собирается поцеловать в губы, и тогда это ещё не поцелуй. Либо он целует её в щёку. Тогда почему не в губы?
Её левая рука, как будто сдерживает его правую руку. И возможно она поворачивает голову, чтобы он не целовал её в губы (?!).
Её правая рука не обнимает ласково его шею. Рука как-то больше выполняет роль крюка, с помощью которого она крепко держится за него.
[ XI.] Потом в глаза бросилось, то что ноги у неё запутаны в лианами. А у него – нет никаких этих лиан.
Зато у неё ноги как золотыми цепями запутаны. Если она захочет встать, то без труда не сможет это сделать.
Ступнями она цепляется за край обрыва. Ступни напряжены. Она осознаёт это. И тело своё держит сама.
А ещё ей некуда отступать. За ней обрыв. А спереди путь ей мужчина преграждает своим телом. Она не сможет уйти. И ей некуда идти. Да к тому же и ноги у неё запутаны.
[ XII.] Его правая рука, давит ей на скулу. Как будто он пытается повернуть её отвернутое лицо к себе.
Обращает внимание, что на её одежде – невнятные, округлые и хаотично разбросанные круги и спирали. А на его – навязчиво уверенные и монотонно упорядоченные геометрические фигуры.
Их головы как будто с нимбом. Одним общим на двоих.
[ XIII.] Когда я увидела, как Саша потянулся за смартфоном: «А что же по поводу этой картины пишут искусствоведы…» – побыстрей остановила его. Предложила не спешить.
Про искусствоведов мы лучше посмотрим потом. И тогда сравним официальные объяснения с нашим собственным мнением и собственными впечатлениями.
Наш герменевтический эксперимент на то и затеян, чтобы мы смогли оторваться и от указующего перста, и от диктата авторитетов и двигаться – совершенно вслепую – к своим собственным пониманиям, эмоциональным впечатлениям и субъективным катарсисам.
Нимб из фантика
[ XIV.] В какой-то момент я подумала: «И зачем только я предложила шестилетней девочке рисовать эту картину, когда в ней такая взрослая тематика и так всё неоднозначно…». Но глянув в её сторону, к своему удивлению обнаружила, что она вполне комфортно обустроилась на полу. И совсем не скучает.
Вокруг себя она разложила карандаши, фломастеры, лоскуты цветной бумаги, клей и ножницы.
Странно, но на своей копии картины Климта она нарисовала почему-то только женщину. В руках которой она нарисовала красного петуха из “Энгри бердс”.
То есть она мужчину вообще решила не рисовать.
В своём пенале она отыскала гофрированный фантик от конфеты Рафаэлло. И вырезала из него нимб. И принялась прилаживать его к своему рисунку.
О третьем звене герменевтической цепочки
онлайн курсы для школьников
[ XV.] Мои впечатления и переживания в галерее были в основном связаны с тем, что я так и не получила ожидаемого романтического экстаза. Но и пережить такие сильные и противоречивые впечатления, недоумения и удивления – это тоже большое удовольствие.
Да, простят меня поклонники Климта, но пока я стояла перед его картиной «Поцелуй» (или «Любовники», как написано было на выставочной табличке), я высчитывала хватит ли у на времени «одним глазком» заглянуть в соседний зал, где висели картины его ученика, не менее знаменитого, чем сам учитель, – Шиле (что нам и удалось).
Из-за того, что «герменевтическое обживание» пришлось именно на полотно Климта, то на обратной дороге нас накрыла сильнейшая рефлексия (взаимное разрешение странностей в появляющемся замысле, понимании, трактовании) именно по этой картине.
[ XVI.] Шестилетняя Уля попросила меня записать её комментарий:
Картина была очень крутая. Но больше всего крутая была женщина.
Она была такой бледной. И это было красиво.
Картина очень красивая. Но я не могла понять, как и мама, почему у этой женщины ноги запутаны в лиане как в золотой цепи.
И никто этого не знает.
У женщины особенно красивое платье. И я не понимаю почему за ней такой золотой плащ. Это не одежда мужчины.
Зачем этот плащ?
[ XVII.] Саша: Первая мысль возникла, что эта картина для уютного дома или роскошного кабинета. То есть не для широкой публики. Не для того, чтобы вокруг неё стояли толпы.
Вторая мысль – это идол. Золотой телец. Это икона потребления. Где вещи, украшения, слава и богатство – сияют как солнце, а люди – бледные, серые тени.
Картина воспринимается как икона потребления ещё и потому, что всё время, пока мы там стояли, её окружали толпы «молящихся». Которые беспрерывно фотографировались на фоне картины, рядом с картиной. Селфи внутри картины.
В какой-то момент люди у картины стали вызывать во мне больший интерес, чем сама картина. Все пришли «потереться» на счастье. Отметиться на счастье. Зафиксировать себя на счастье.
Вспоминается, как одна наша знакомая мечтала сделать свою ванную комнату в стиле этой картины. Мне кажется, что этой не случайно. В этой картине, как в зеркале отражаются прокисшие идеалы и смыслы якобы современного общества.
Бурка из золотого руна, в которую завернута пара, является и желанным предметом и предметом поклонения публики фотографирующийся на фоне этой картины.
Золотая обёртка современного общества. Человек истлевает, а вещь остаётся. Важнее вещей нет ничего. Холодильник и телефон важнее человека. Важнее общества. Важнее всего человечества.
Даже сейчас в условиях коронавируса все боятся потерять доходы. Какая разница от чего умирать от вируса или от голода. Никто не скажет давайте дружно возьмёмся и справимся с ситуацией. Нет, будут втридорога продавать одноразовые медицинские маски. Будут продавать туры. Сеять панику. И продвигать свои интересы.
Вот и получается, что Вещи дороже человека.
Есть передачи, где люди рассказывают про стоимость вещей, надетых на них. Они называют стоимость своей одежды. Это и есть цена их самих. Они сами себя так оценивают по стоимости вещей. Сними с них вещи и останется бледное тщедушное тельце. Не осознающее свою собственную стоимость. Не осознающее ценности человека.
[ XVIII.] Света: В зале меня удивило, как некоторые пары копировали позу, изображённую на картине, чтобы сфотографироваться. Они совсем не обращали внимания на то напряжение в руках, которое было изображено художником. У них получалось просто нежно и ласково. Даже не страстно. И если бы я делала подобную фотку до процедуры «обживающего блуждания», то скорее всего делала бы так же, как и они.
А после «обживания» картины, я бы совсем не хотела оказаться в позе этой женщины. Точно нет.
Сама же картина мне о-о-очень понравилась. И я долго и детально буду помнить её.
О четвёртом звене герменевтической цепочки
[ XIX.] Всю ночь напролет мы штудировали описания этой картины (см. Приложение), биографию Климта, его учеников и последователей. Словом всё, что связано с этим временем и этим художником.
Нас с Сашей зацепило однозначно.
При этом для меня осталось загадкой, что же изображено на картине? Любовь или принуждение? Страсть или сопротивление? Она как будто и не против, но только лицом.
И этот нарисованный румянец, при всей общей бледности.
Как будто она без чувств.
То ли от изнеможения. То ли от страха. То ли от безысходности…
Не знаю.
И с чём я абсолютно согласна с мужем, так это с разительным контрастом между этим сусальным золотом и ярким цветочным ковром. Бронзовой позолотой фона и изображением человеческого тела. Но, только мне совсем не кажется, что именно в этом главное. Что в этом акцент картины.
Золото я увидела прежде всего. Это правда. Но потом взгляд невольно соскальзывает на их тела. Застревает на их позах. Зависает на выражении их лиц.
[ XX.] В конце концов золото явно отходит на второй план. И для меня эффект золотого сияния создаёт как раз противоположное впечатление. И несмотря на всю очевидность акцента, на яркость золота и окружения, – смотреть и разглядывать хочется только людей.
Остальное меркнет. Даже не смотря на свою яркость.
При рассматривании картины на ум невольно приходят ассоциации с иконой. Главным образом потому, что вокруг «ликов» золотое обрамление. Как в иконах.
Но цветочный холм приземляет.
Делая эту пару существ и земными и космическими одновременно.
В заключение
[ XXI.] Но, удивительно, что даже при нарушении технологии (пропуск первой ступеньки – то есть пропуск поиска, что общего на картине и в помещении где мы «здесь-и-сейчас» находимся) эффект получился очень хороший. Герменевтический эксперимент не оставил никого из нас равнодушным. Но каждого – по-своему.
И в результате возникло большущее любопытство узнать, что же пишут про эту картину другие. Желание изучить биографию художника. Хочется увидеть и другие его картины. Хочется сравнить их с картинами его современников. И потом написать об этом текст!..
Согласитесь, дорогого стоит. Даже если косое выполнение драмогерменевтической технологии даёт такой эффект то, что же говорить о том результате, который возник, если бы мы провели её по всем правилам? То есть без сучка и задоринки?
[ XXII.] Хочется ещё отметить, что когда происходят подобные процедуры, то потом с теми людьми, которые в этом принимали участие, формируются общие представления, общие понимания, общий язык. Несмотря на возраст. Несмотря на пол. Несмотря на то, что каждый увидел в картине разное. Но у нас появилось общее переживание. Которое сближает и создаёт доверительные узы.
Если детям на экскурсии не рассказывать – посмотрите сюда, а теперь послушайте, что хотел сказать автор, если вместо этого организовывать выполнение герменевтических процедур, то многие педагогические проблемы – и личностные, и коммуникативные, и интеллектуальные – могли бы решаться без особого труда и вполне естественных образом. Благодаря поддержке и укреплению в обучаемых природного неравнодушия и любопытство, о роли которых говорить не приходится.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Вот отрывки из некоторых описаний этой картины, найденные на просторах интернета:
1. “На краю скалы, усеянной мелкими цветами, стоят двое влюблённых, купаясь в ареоле своего эротического счастья. Для них мир остановился, съёжившись до размера этого вот цветочного уступа, где они предаются интимному моменту. Золотые одеяния сливают их в единую фигуру, и лишь разность орнаментов позволяет визуально отделить одну фигуру от другой.”
Источник и полный текст
2. “Картина символична и даже несколько схематична. Сюжет довольно прост. В центре полотна изображены две фигуры, стоящие на краю скалы (стоит он, а она перед ним коленопреклонённа — С.Ф.). Мужчина наклонился к женщине, чтобы поцеловать ее. Пара абсолютно отделена от всего, что ее окружает, молодые люди увлечены друг другом. Примечательно, что никакие детали больше не видны, их просто нет. Да и зритель оказывается несколько отстраненным, сторонним наблюдателем. Оригинальность картины и в необычной целостности фигур. Кажется, что мужчина и женщина слились воедино, стали одним целым. Однако автор все же разделил их с помощью различного орнамента. Причем исследователи отмечают, что узоры подобраны художником в соответствии с полом героев. Фигура мужчины изображена с помощью четких, строгих форм и оттенков. Женщина же выделена посредством более мягкого, утонченного орнамента.”
Источник и полный текст
3. “На картине изображена пара влюбленных — мужчина и женщина. Они стоят на коленях (они не оба [!] стоят на коленях — С.Ф.), обнявшись, на краю скалы, будто укрывшись от всего мира, вне времени, вне пространства не подвластны законам этого мира. Картина наполнена чувственной энергией нежности и необыкновенным эротизмом. Женщина абсолютно расслаблена (кисти и ступни напряжены — С.Ф.), повернута лицом к зрителю. Лицо её нежное и красивое с правильными чертами, губы пухлые и чувственные. Её голова неестественно откинута назад, глаза закрыты, хрупкое плечо обнажено. Она полностью опирается на руки мужчины, одной своей рукой обхватывает его шею, другой прикасается к его руке. Её фигура символизирует нежность женственность и беззащитность. Мужчина склонился к ней, чтоб поцеловать. Лица его мы полностью не видим, лишь немного вполоборота. Его фигура крупная, символизирует силу и мужественность. Женщина буквально утопает в его объятиях в предвкушении страстного поцелуя. Царит атмосфера абсолютного взаимного доверия (?! — С.Ф.) и любви. Ноги женщины изображены на самом краю скалы и, кажется, если он хоть немного ослабит объятия, она упадет вниз.”
Источник и полный текст
4. Ещё очень страстное описание любви на картине: “Значительная часть полотна заполнена сусальным золотом. Это радужный желтый кокон, в который помещены влюбленные, застывшие в долгом поцелуе. Нельзя сказать, что полотно соответствует всем правилам классической живописи, поскольку общепринятое письмо здесь существует наряду с металлом. Однако картина имеет яркий и узнаваемый климтовский колорит, перемежающийся со сложным переплетением масляного мазка и золота. Обилие желтого и охры “утеплили” полотно. Сделали его солнечным и лучезарным желтком наперевес четким световым пятнам (небо, пара, земля). Плоскость вымощена цветами и травой. Мелкая прорисовка ювелирно точна; надо отдать должное терпению Густава. Дальний план неба заполнен набрызгом золотых капель. По сюжетной конструкции картина “Поцелуй” многослойна, но легко читаема, не смотря на замаскированные очертания мужского начала, что окружает целующихся. Частое использование фаллического символа в произведениях художника настораживает и заставляет думать о нездоровом интересе Климта к сексуальным нюансам. Однако, опуская этот момент, картину можно принять, как радужное открытие иного, нежели грубое влечение, чувства. В работе отражено то, о чем принято говорить с надрывом и учащенным пульсом — это любовь, глаза в глаза, одно дыхание на двоих и т.д. Экстаз, который испытывают двое, вероятно жил в помыслах самого автора, а теперь и наших. Продолжительный поцелуй затянулся на десятилетия. Застывшее действие не может прерваться, так как опасный край обрыва близок. Чтобы удержать возлюбленную мужчина обвил тело женщины, удерживая ладонями маленькое личико, словно насильно, доминируя над женской слабостью или инфантильностью.”
Источник и полный текст
Литература
- Виноградов В.В. Стиль Пушкина.– М., 1941.– 620 с.
- Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. – М., 1965. – 544 с.
- Букатов В.М. Тайнопись бессмыслиц в поэзии Пушкина.– М., 1999. – 128 с.
- Букатов В.М. Драмогерменевтика: Основные положения // Магистр.– 1994.– №3.– 2-10.
- Букатов В.М. МЯ(!)ТЕЛЬ как камень читательского преткновения на пути понимания клиповых затей «покойного Ивана Петровича Белкина» и гениального разоблачения ещё не открытого эффекта Кулешова // Мир образования – образование в мире. – 2019. – № 2 (74). – С. 92-107.
- Букатов В.М. Эмпирические пути изучения неосознаваемого: ХХ век о «новизне» и «бескорыстии» как психических феноменах // Фельдштейновские чтения: Материалы I межвузовской научно-практической конференции. – М., 2017.– С.101-112.
- Букатов В.М. Эдьютеймент: дидактические уроки игровых инноваций а образовании взрослых // Актуальные проблемы психологического знания.– 2017. – № 2 (43). – С. 20-26.
- Новый энциклопедический словарь [Брокгауза и Ефрона]: Т.13 / Под общ. ред. акад. К.К. Арсеньева. — СПб.: Изд-во Ф.А. Брокгауз и И.А. Ефрон, 1913. — 554 с.
![Описание картины Густава Климта «Поцелуй» [1908-1909] (блуждание, обживание, рефлексия)](https://effortlesson.com/wp-content/uploads/2020/03/Gustav-Klimt.-Poceluj.-Opisanie-kartiny.png)
