КУЛЬТУРА - ИСКУССТВО

ШЕДЕВР-ПОСЛЕДЫШ ГОТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Из статьи: Быль и небыль об ирландской огранке «магического кристалла» А.С.Пушкина, созданной в апреле-мае 2020 года для сборника литературоведческих работ Самарского государственного социально-педагогического университета

ШЕДЕВР-ПОСЛЕДЫШ ГОТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

В.М.Букатов

 

(в разное время высказанные доказательства, мнения и догадки об отражении в «Евгении Онегине» литературного авангардизма XVIII века)

 

Шкловский с молодости был влюблён в романы «неправильного» классика английской литературы XVIII века – коренного жителя южной Ирландии Лоренса Стерна – создавшего «Тристрама Шенди» и «Сентиментальное путешествие». И именно Шкловский первым из российских литераторов связал начало в «Евгении Онегине» с началом в «Тристраме Шенди». Вопреки тому, что в среде признанных пушкинистов было принято в содержании первой главы «Евгения Онегина» усматривать «сюжетное заимствование» (которое по терминологии Шкловского уместнее было бы именовать заимствованием фабульным) из готического романа Чарлза Метьюрина «Мельмот Скиталец». 

Первая глава ПЕРВОЙ КНИГИ знаменитого романа «Мельмот Скиталец» начинается с того, что студент Дублинского колледжа – Джон Мельмот – осенью едет к умирающему дяде. Молодой человек – сирота. Отцовских средств едва хватало, чтобы оплатить пребывание в колледже. Дядя же был богат, холост и стар.

Джона вызвали в усадьбу неожиданно. И ему пришлось незамедлительно отправиться в путь…

Чем ближе он подъезжал к месту назначения, — тем тяжелее становилось у него на душе от самых ранних детских воспоминаний, связанных со страшным дядей …

Вслед за тем студенту вспомнились школьные годы. Когда на рождество и на пасху за ним посылали лохматого пони. Над котором потешалась вся школа. И несчастный школьник без всякой охоты ехал на этом лохматом посмешище в дядину усадьбу…

Потом потянулись воспоминания о жизни в колледже. О низенькой, расположенной в глубине двора каморке под самой крышей…

Угрюмый нрав дяди, странные слухи, ходившие по поводу его многолетней затворнической жизни, ощущение собственной зависимости от этого человека — все это стучалось мозгу юноши тяжелыми, назойливыми ударами…

Ч.Р.Метьюрин: Все эти воспоминания нахлынули на него сейчас, а вслед за ними живо вспомнился и последний разговор с отцом, когда тот, умирая, наказал ему во всём полагаться на дядю [8, с.6].

На третей странице убористого текста академического издания готического романа* в «Литературных памятниках» – карета, в которой едет молодой Мельмот, останавливается у ворот усадьбы. Кругом лежит печать крайнего запустения. И господский дом резко выделяется «даже на фоне вечернего сумрачного неба»…

На шестой странице убористого текста читатель вынужден продолжать усердно вгрызаться в водную (предворительную) информацию всё той же первой главы.

Ч.Р.Метьюрин: Когда Джон оглядел находившееся перед ним общество и подумал об умирающем дяде, ему невольно припомнилась сцена, последовавшая за кончиною Дон Кихота, когда, сколь ни была велика печаль, причинённая смертью достойного рыцаря, племянница его, как мы узнаем из романа, «съела, однако, все, что ей было подано, управительница выпила за упокой души умершего, и даже Санчо и тот усладил свое чрево». Ответив, как мог, на приветствия всей компании, Джон спросил, как себя чувствует дядя.

«Хуже некуда»»…

[…] Старый Мельмот пронзительным взглядом (пронзительным, несмотря на приближавшийся уже предсмертный туман) сосчитал собравшихся у его постели и прорычал так, что все вокруг обомлели:

– Какого чёрта вас всех сюда принесло?

Услыхав слово «чёрт», все бросились было в рассыпную, то и дело крестясь… [по переводу А.М. Шадрина,1983: курсив мой – В.Б.]

Следует согласиться с плеядой маститых пушкинистов, что при знакомстве с началом текста «романа ужасов» Метьюрина [см.: 7, с.213] действительно начинает навязчиво мелькать параллель с началом романа в стихах «Евгений Онегин», где первая строфа заканчивается строчками:

Вздыхать и думать про себя:

Когда же чёрт возьмёт тебя!