ВЗРЫВООПАСНАЯ ЯСНОСТЬ
Из статьи: Быль и небыль об ирландской огранке «магического кристалла» А.С.Пушкина, созданной в апреле-мае 2020 года для сборника литературоведческих работ Самарского государственного социально-педагогического университета
ВЗРЫВООПАСНАЯ ЯСНОСТЬ
В.М.Букатов
(в разное время высказанные доказательства, мнения и догадки об отражении в «Евгении Онегине» литературного авангардизма XVIII века)
Быль и небыль об ирландской огранке «магического кристалла» А.С.Пушкина
Позволим себе задержаться на выше прозвучавшем упоминании педантизма. Оно возникло неслучайно. Дело в том, что Пушкин был ярым пропагандистом установки на «дословность» и «буквальность» понимания при чтении, особенно – стихов. Так как именно установка читателя на педантизм дословности восприятия открывает ему глаза на отличие подлинной метафоры как фигуры речи от авторской ограниченности или сочинительского недомыслия [см.: 5, с.19].
Шкловский в монографии «О теории прозы. 1982 г.» подчёркивал, что не называет себя ученым. Подчёркивал для того, чтобы позволять себе неточности в изложении. Чтобы иногда не отвлекаться на рутинную скрупулёзность цитирования [13, с.182].
Знаменитый ученик Станиславского, Народный артист СССР, актёр, режиссёр и театральный педагог А.Д. Дикий любил строить работу с актёром на вопросе – чем удивлять будете? Первопроходцу Шкловскому в 20-х годах важно было удивить читателей предельной ясностью формалистической картины авангардизма Стерна.
Поэтому он смог позволить себе упростить конструкцию начала «Тристама Шенди». И он выдал за начало романа реплику, которая на самом деле находится в последнем абзаце первой главы. К тому же он утаил наличие авторского уточнения – произнесла моя мать, – предусмотрительно вставленного повествователем Шенди в середину реплики-вопрошания. Сокрытие Шкловским авторского указания на статус говорящего окончательно перекосило истинную конструкцию начала стерновского произведения. Зато придало фразе ОПОЯЗовца взрывоопасную ясность. Разрушающую привычный взгляд на знаменитый роман, как на пример комического произведения.
Особняк С.П. Рябушинского на Малой Никитской улице
Поясним, что молва о «вульгарном юморе» романа Стерна была расхожей в лондонском обществе начиная с XVIII века. И хотя некоторые из литературных критиков – современников Стерна – были невысокого мнения о его «учёном остроумии», роман ещё при жизни автора стал считаться одним из величайших комических романов на английском языке.
Попутно следует отметить, что с 1785 года лондонские издания романа неоднократно переводились на французский язык. Как известно, Пушкин французский язык знал в совершенстве очень рано. И скорее всего он уже в Царскосельском лицее познакомился с одним из французских переводов «Тристрама Шенди».
Теперь я начинаю входить по-настоящему в мою работу и не сомневаюсь, что при помощи растительной пищи и воздержания от горячих блюд мне удастся продолжать историю дяди Тоби и мою собственную по сносной прямой линии. До сих пор же
{* Сочинил Т[ристрам] Ш[енди], вырезал Т[ристрам] [Шенди] (лат.).}
таковы были четыре линии, по которым я двигался в первом, втором, третьем и четвертом томе. — — В пятом я держался молодцом — точная линия, по которой я следовал, была такова:
откуда явствует, что, исключая кривой, обозначенной буквой А, когда я совершил путешествие в Наварру, — и зубчатой кривой В, обозначающей мою коротенькую прогулку там с дамой де Боссьер и ее пажом, — я не позволил себе ни малейшего отклонения в сторону, пока черти Джованни делла Каса не завертели меня по кругу, который вы видите обозначенным буквой D, — что же касается с с с с с, то это только небольшие вводные предложения — грешки, заурядные в жизни даже величайших государственных людей; по сравнению с тем, что делали эти люди, — или с моими собственными проступками в местах, обозначенных буквами А, Б, D, — это совершенные пустяки. В последнем томе я справился со своей задачей еще лучше, — ибо по, окончании эпизода с Лефевром и до начала кампаний дяди Тоби — я едва ли даже на ярд уклонился в сторону. Если исправление мое пойдет таким темпом, то нет ничего невозможного, — — с любезного позволения чертей его беневентского преосвященства, — — что я навострюсь настолько, что буду двигаться вот так:
то есть по такой прямой линии, какую только я в состоянии был провести при помощи линейки учителя чистописания (нарочно для этого у него взятой), не сворачивая ни вправо, ни влево. — Эта прямая линия — стезя, по которой должны ходить христиане, — говорят богословы. — — — Эмблема нравственной прямоты, — говорит Цицерон. — Наилучшая линия, — говорят сажатели капусты. — — — Кратчайшая линия, — говорит Архимед, — которую можно провести между двумя данными точками. — — Я бы желал, любезные дамы, чтобы вы серьезно об этом подумали, когда будете заказывать себе платье к будущему дню вашего рождения. — Какое путешествие. Не можете ли вы мне сказать — до того, как я напишу задуманную главу о прямых линиях, — только, пожалуйста, не сердитесь, — — благодаря какому промаху — — кто вам это сказал — — или как это вышло, что вы, остроумные и талантливые люди, все время смешивали эту линию с линией тяготения?
Конец шестого тома
