САРАФАННОЕ РАДИО

Из статьи: Быль и небыль об ирландской огранке «магического кристалла» А.С.Пушкина, созданной в апреле-мае 2020 года для сборника литературоведческих работ Самарского государственного социально-педагогического университета

САРАФАННОЕ РАДИО

В.М.Букатов

 

(в разное время высказанные доказательства, мнения и догадки об отражении в «Евгении Онегине» литературного авангардизма XVIII века)

 

Связь Онегина  с романами Стерна впервые выявил В.Б. Шкловский в работе «„Евгений Онегин“: Пушкин и Стерн»,  опубликованной в 1922 году в журнале «Воля России», выходившем в Праге, и перепечатанной в 1923 году в Берлине, в сборнике «Очерки по поэтике Пушкина». Этой давней публикации сам Шкловский почему-то* не придавал особого значения. По крайней мере в сборники своих трудов он эту работу не включал (но в авторском сборнике «О теории прозы» [1983] Шкловский фрагментарно, но с пространными пояснениями и дополнениями, излагает 39 страничную книжечку, шестьдесят лет назад изданную им в ОПОЯЗе под названием «»Тристрам Шенди» Стерна и теория романа» [13, с.189]  

* В 1930 году Шкловский выступил с покаянной статьёй «Памятник научной ошибке», отказываясь от идей формализма. С тех пор вынужден был перейти к принципам более широкого социально-исторического исследования, выступал как критик современной литературы.

Осенью 1932 года Шкловский отправился в поездку на строительство Беломоро-Балтийского канала. Главной целью поездки был не сбор материала, а встреча с репрессированным братом Владимиром (филологом; расстрелян в 1937), чтобы по возможности  облегчить его участь. На вопрос сопровождавшего его чекиста, как он себя здесь чувствует, Шкловский ответил: «Как живая лиса в меховом магазине». 

Шкловскому принадлежат самые большие объёмы текстов в коллективной монографии «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина: История строительства, 1931—1934 гг.» [созданного в жанре романа, воспевающего исправительно-трудовую перековку врагов народа] под ред. М. Горького, Л. Л. Авербаха, С. Г. Фирина (Москва, ОГИЗ, 1934). Тираж в 114 000 экз. был практически полностью изъят и уничтожен в 1937 году, когда концепция перековки сменилась задачей уничтожения.

Добавим, что в 1982 году в зените своей славы на страницах монографии «О теории прозы» Шкловский сообщает: «Когда-то я говорил, что искусство не связано, что оно не имеет содержания. Эти слова могли бы уже сейчас сыграть золотую свадьбу, 50-летний юбилей. И слова эти неправильны» [13, с.203].

 Когда в начале 1960-х выходило очередное переиздание 10-томного «малого академического» Собрания сочинений Пушкина, то редактором этого третьего издания был по-прежнему Б. В. Томашевский. Тот самый, который в 23-м году участвовал в берлинском сборнике. И разумеется он хорошо знал работу Шкловского о Пушкине и Стерне. Но в примечании к «Онегину» упомянуть о ней решился только в третьем издании десятитомника [см.: 6, п.I]. То есть с приходом оттепели. 

Информация вызвала интерес у Ю. М. Лотмана, который ссылку на статью Шкловского в сборнике «Очерки по поэтике Пушкина» (Берлин,1923) – навсегда включил в свой список «Основной литературы по «Евгению Онегину» [7, с.31].

В.Козаровецкий: В 2002 году, в процессе подготовки интервью с А. Н. Барковым* для «Новых известий» по поводу его книги «Прогулки с Евгением Онегиным», я обратил внимание на ссылку Томашевского и сообщил о ней Баркову; он этой статьи Шкловского не знал, а ссылку Томашевского пропустил, так как в имевшемся в его распоряжении 10-томнике под редакцией Томашевского более раннего, чем у меня, издания такой ссылки не было [6, п.I].

 * Барков Альфред Николаевич [1941-2004] – горный мастер на шахтах Донбаса, затем служащий Конторы Глубокого Бурения. Серьёзно занимался радиолюбительством – получил звание «мастер спорта СССР международного класса». Увлекался альтернативным литературоведением – неформальным чтением Пушкина, Лермонтова, Горького, Булгакова. Скончался от инфаркта.

Поскольку статью Шкловского в тот момент Козаровецкому разыскать ещё не удалось, то он включил в интервью только упоминание о ней «в самом общем виде» [6, п.I]. С содержанием же статьи ему удалось познакомиться только в 2008 году, то есть уже после смерти Альфреда Николаевича. 

Высоко оценивая работу Шкловского 1922 года, Козаровецкий считает, что, вплотную подойдя к разгадке «Евгения Онегина», тот всё же остановился перед самой последней ступенькой. Подняться на которую довелось уже только самому Козаровецкому (правда не без помощи Баркова). Подняться для того, чтобы «открыть всем глаза» на мистификацию в «Евгении Онегине». Так как у литературоведа-переводчика основным коньком [ходовой термин в романе «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена»] стал поиск литературных мистификаций у Шекспира, Стерна, Пушкина и Булгакова. Итоги его исследований позволили ему выдвинуть теорию литературной мистификации как самостоятельного вида искусства. 

Но предупредим, что большая часть результатов подобных – по терминологии А.Потебни – вращений автора в кругу своей излюбленной мысли [см.: 5, с.26], лежат в русле литературоведческого примитивизма (в хорошем смысле!) и выходят за рамки как наших герменевтических интересов, так и темы ирландской огранки пушкинского «магического кристалла», заявленной нами в названии данной статьи. Хотя аргументацию Козаровецкого о выборе Пушкиным имени своему герою мы в кратком виде так-таки приведём в одном из нижеследующих параграфов.