Режиссура делового общения
Раздел пятый
Общность в интересах (о стремлении к дружественности или враждебности)
5.1. О проявлениях дружественности и враждебности во взаимодействии партнёров *
* По материалам главы 4 «Соотношение интересов» (Часть II: Логика общения в жизни и на сцене) в кн.: Ершов П.М. Скрытая логика страстей, чувств и поступков. [М.]; Дубна, 2009.
У любого человека есть определенные представления о собственных планах, целях, интересах. Одни из них, по его мнению, отличаются от интересов, целей и планов его партнёров по общению и тем самым «разъединяют» его с ними. Тогда как другие – совпадают, тем самым «объединяя» их интересы, планы, заботы.
Человек бывает занят целями, планами, интересами как теми, так и другими. Одни люди охотно идут на сближение, потому что легко находят общность среди своих целей и целей окружающих их людей. Другие же, наоборот, склонны по всякому поводу видеть расхождения в целях и интересах. На сближение они идут неохотно и только с немногими.
О первых говорят, что они доверчивы. О вторых, что они некоммуникативны (исходя из режиссёрской «теории действий», добавим – потому что недоверчивы).
При общении друг с другом у людей невольно возникают «ощущения» общности или разности своих собственных интересов с интересами партнёра (партнёров). Степень и обоснованность доверчивости или недоверчивости в значительной мере характеризует каждого человека, как свойственная ему склонность (им самим осознаваемая или нет). Склонность выражается в том, что одним особые и веские основания нужны для доверия, другим — для недоверия.
В театральной режиссуре известно, что пока речь идёт о пустяках, быть приветливым нетрудно. Но доброжелательность в мелочах располагает искать и находить общность и в существенных интересах (если она, разумеется, вообще возможна). Точно так же и всякая мелкая недоверчивость готовит почву для поисков расхождений и в более значительных интересах.
Как известно, между людьми вопреки их первоначальным представлениям друг о друге потом могут возникать как глубокое взаимопонимание (то есть «единство интересов»), так и конфронтация, вражда, ненависть (то есть резкая «разность интересов», их антагонизм).
Дружественное поведение появляется с возникновения представлений о какой-то общности интересов, а враждебное – об их разности. Достигая разных степеней, содержание этих представлений иногда колеблются, а иногда даже меняются на противоположные.
Общаясь, каждый из партнёров исходит из предварительного представления либо об общности, либо о противонаправленности каких-то своих существенных интересов интересам партнёра. Одни люди в противодействиях партнёра усматривают разность или противонаправленность интересов. Тогда как другие видят всего лишь недоразумение. Например, – непонимание партнёром его собственных интересов. Или его неверные представления об интересах того, кто с ним общается. Или его неосведомленность об условиях, в которых оба общающихся находятся. Или недогадливость или скромность партнёра. И т.д.
По режиссёрской «теории действий» Ершова, в настойчивом общении часто возникает сложная и непроизвольная по своему источнику «формула действий», в своё время метко выраженная ещё А.Ф.Кони: «я думаю, что он думает, что я думаю… а потому надо поступить так, а не иначе».
Конкретное содержание, которым ситуативно наполняется эта формула, всегда весьма субъективно, но неслучайно. Для доказательства П.М.Ершов любил цитировать: «Человек, у которого есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, может убедиться, что ни один смертный не может сохранить тайну. Если молчат его губы, он выбалтывает тайну кончиками пальцев. Или он начинает выдавать себя каждой своей порой». Это утверждение З.Фрейда наглядно иллюстрируют те условия, находясь в которых общающийся человек, вольно или невольно создаёт «банк» своих субъективных представлений о соотношении интересов, предполагаемых у себя и у партнёра.
У каждого неглупого человека таких «банков» субъективных представлений – достаточно. Но информация, хранящаяся в них, используется им чаще всего неосознанно (зато практически мгновенно). Это особо заметно, когда общаться приходится с незнакомым или малознакомым партнёром.
Пока у человека нет оснований судить о другом, он исходит из самых общих представлений, скопившихся в «банке» личного опыта (и очень часто зеркально отражающих его самого). Если он рассчитывает на доброту и уступчивость партнёра, то он надеется, что в число существующих у того интересов входит и некая «бескорыстность», которая подталкивает того к совершению (хотя бы в мелких делах) добрых поступков для окружающих.
Другими словами, в обращениях человека к кому-то из окружающих со всякого рода мелкими, пустяковыми делами-просьбами-проблемами более или менее обнаруживаются его личностные представления о том, что именно человек считает само собой разумеющимся. Например, в чисто служебных делах совершенно достаточно представлений о служебных интересах и обязанностях. В торговле достаточно представлений о заинтересованности продающей и покупающей сторон в совершении сделки.
А в дипломатических переговорах, например, могут понадобиться представления о соотношении интересов весьма отдаленных и весьма существенных для каждой стороны. Поэтому в дальновидной политике они тщательно собираются, изучаются и взвешиваются.
Поведение, основанное на представлениях человека об антагонистичности, противонаправленности своих существенных интересов интересам партнёра (как правило, подкрепляемых обоснованным или необоснованным предположением наличия у него тех же представлений) в театральной «теории действий» обозначается термином враждебность. А поведение, основанное на представлении о близости интересов, об их совпадении – термином дружественность.
Если враждебность предполагает субъективную уверенность во «взаимности», то дружественность может возникать и существовать и без субъективной уверенности во взаимности партнёра, и без внешних проявлений ответной взаимности в поведении.
Представления общающихся о соотношениях их интересов и степени совпадения их об этом предположений иногда проявляются вполне ясно, что делает их поведение логичным, последовательным и предсказуемым. Но чаще представления бывают весьма противоречивыми, что сказывается в некоторой парадоксальности поведения.
Одним из обстоятельств, побуждающих человека преодолевать существующие у него представления о враждебности интересов, является его ситуационная нужда в настоящий момент в данном партнёре. Чем больше эта нужда, тем больше он ориентирует себя на какую-нибудь «общность интересов». И тем меньше признаков враждебности будет в его поведении.
Как бы ни была сильна предварительная враждебность, нужда побуждает искать хоть какие-нибудь «общие интересы». И таковые при желании всегда можно отыскать среди интересов ближайших, мелких и «само собой разумеющихся». Они временно будут выполнять функцию отвлечения наступающего от собственных представлений о «фатальной» противонаправленности отдаленных интересов того, с кем ему приходится общаться.
Однако следует иметь в виду, что резкая враждебность по совершенно конкретному поводу иногда бывает следствием именно повышенной уверенности в общности интересов и взаимности представлений. Ссоры между близкими людьми возникают иногда только потому, что от близкого человека противодействие даже в мелочах представляется неправомерным.
Неслучайно Тацит поучал, что чем ближе люди по родству, тем острее чувство вражды они могут питать друг к другу.
Человек, обращающийся к тому, кто, по всей вероятности, может отказать, иногда начинает своё обращение с повышенной доброжелательности и подчёркнутой доверчивости. Тем самым он как бы предлагает партнёру (партнёрам) рассчитывать на «полное единство интересов». По Ершову так действует в известной басне И.А. Крылова бедолага Волк, по ошибке очутившийся на псарне:
ДРУЗЬЯ! К чему весь этот шум?
Я ваш старинный СВАТ(!) и КУМ(!),
Пришёл МИРИТЬСЯ(!) к вам…
Случается и обратное. Когда человек твердо уверен в совпадении интересов, то он именно потому может начать своё общение чуть ли не враждебно, как бы с расчетом на бурное ответное опровержение. Так, например, в другой басне Крылова незадачливый Повар отчитывает своего любимого Ваську-Кота:
Ах ты, ОБЖОРА! Ах ЗЛОДЕЙ! –
Тут Ваську Повар укоряет: –
Не СТЫДНО ЛЬ стен тебе, не только что людей?
В этих баснях по самым первым репликам уже ясен позиционный характер общения (см. §4.1.). В одной басне – попытка Волка наладить отношения с врагом (расположить его в свою пользу или хотя бы нейтрализовать). В другой – попытка Повара «поставить на место» друга. То есть утрированно продемонстрировать возникшее по его вине «увеличение дистанции», чтобы получить от того заверения в близости.
Но даже в этих парадоксальных, на первый взгляд, случаях действительные представления каждого персонажа о соотношении интересов всё-таки обнаруживаются. Они видны в повышенной дружественности одного и в нарочито откровенной враждебности другого.
Во время общения партнёры часто руководствуются своеобразными «прогнозами» на будущее. Эти прогнозы похожи на выработанный навык ожидания от данного партнёра той, а не другой реакции.
Ожидание враждебной реакции настраивает на расчёт и осмотрительность. Предполагаемая дружественность, наоборот, влечёт за собой непосредственность и прямоту.
Какой бы сложной и прихотливой не была бы картина общения, сам принцип остается неизменным. Осторожность, педантизм, рационализм и тщательная продуманность тактики общения тяготеют к враждебности. А бездумность, беззаботность, откровенность и даже «беспорядочность» в общении – к дружественности.
Дружественность раскрывает человека. Враждебность закрывает его и психически, и физически (то есть телесно).
При враждебности общающийся мобилизуется с некоторым скрытым излишком. То есть с запасом на случай нужды в дополнительных усилиях. А при дружественности становится видна подлинная степень заинтересованности человека в общении.
Дружественность проявляется в большой свободе и легкости движений человека во время общения. А враждебность – в скупости, точности и лаконичности, свойственной всем его движениям (иногда – в самых тонких оттенках).
В теории режиссуры подчёркивается, что взаимодействия, связанные с дружественностью, более или менее радостны. Они противоположны взаимодействиям враждебным, которые могут быть скорее злорадными, что неизбежно сказывается на характере движений общающихся.
П.М.Ершов весьма ценил мнение знаменитого балетмейстера М.М.Фокина, который считал, что выражение печали в танце требует очень мало движения. Поэтому его относительно легко выражать на сцене. А вот выражение радости, наоборот, требует массы движения, что гораздо труднее. Чем радостнее на душе, тем больше человеку хочется двигаться. От актёров это требует на сцене особых усилий и большого мастерства.
