ФРИГА

Метка: Психология ребёнка

  • Разумность издевательств учебных расписаний

    Разумность издевательств учебных расписаний

    В.М.Букатов

    Мы читаем Еврипида, Софокла, Эсхила, полагая их тремя величайшими трагическими поэтами Древней Греции. Но когда Аристотель в своей «Поэтике» называет самых прославленных ее представителей, он не упоминает ни одного из трех этих имен.
    Жан-Филипп де Тоннах // «Не надейтесь избавиться от книг!»

    Отыскивая рудименты «докнижной стилистики» в современной жизни и/или их потенциальные угрозы благополучию традиционного «книжно-линейного императива» в головах наших современников, нельзя обойти вниманием и ряд весьма несуразных особенностей школьного образования. Недаром многие из родителей-интеллектуалов искренне считают: ничто так не вредит детской любви к книгам и к чтению, как школьный процесс образования.

    Ученик приходит в школу с портфелем (рюкзаком), набитым тетрадками и книжками. Только вот последние книжками можно назвать лишь условно. Ибо это – учебники! Которые приходится детям читать совсем не так, как настоящие книги, то есть не с начала – до конца и не одну за другой (или по две книги параллельно).
    Учебники рассчитаны на иное чтение. Чтобы их читали урывками. По одному заданному параграфу.
    И читали бы не просто отрывочно, но и обязательно вперемежку с параграфами из учебников совсем других предметов. То есть, чтоб дети воспринимали бы, понимали бы и запоминали бы кусочки учебных тем, между собой не связанными ничем, кроме «расписания занятий». [10, с. 34]

    Школьное расписание – настоящее издевательство над диктатом «книжной культуры». Точнее, над всей гутенберговской идеей линейно-текстовой последовательности в изложении и восприятии информации.
    В школьном расписании одному предмету и восприятию соответствующего фрагмента из соответствующей учебной книги отводится, как правило, не более 45 минут. Затем внимание ребенка после непродолжительной и суетливой переменки обязательно будет переключино на совершенно другой предмет с чтением куска из текста в другом учебнике.

    Школа, разумеется, из века в век руководствуется этим «рваным» режимом не из-за дурного вкуса методистов, а из-за грандиозности (!) стоящих перед нею образовательных задач. Ведь каждому учителю за ограниченный срок следует успеть «впихнуть» в голову учеников большой пакет не только знаний, но и пресловутых компетенций, специально оговорённых в очередных ФГОСах «нового поколения».

    Школьные учителя на своих уроках, в прагматических целях увеличивая плотность и разнообразие сообщаемой информации, по сути дела подменяют объявленную тренировку линейно-книжных навыков последовательного поглощения «гомогенного информационного потока» – эксплуатацией случайных навыков быстрой скачки внимания детей по несвязным информационным потокам (когнитивных пробежек, скольжений, перепрыгиваний). Чтобы потом возникшую у своих учеников неразвитость навыков усидчиво-монотонного вчитывания в смысловые лабиринты убористого текста сваливать на дурное влияние компьютерных игр и социальных сетей.


    Полный текст этой статьи в PDF:

     

  • О пошаговом возрождении уклада «докнижной эпохи»

    О пошаговом возрождении уклада «докнижной эпохи»

    В.М.Букатов

    Быть образованным еще не значит быть умным. Нет. Но сегодня все хотят быть услышанными и выставляют свою глупость напоказ. Если раньше глупость не афишировала себя, то в наше время она бунтует. Вместе с тем, водораздел между умом и глупостью весьма размыт. Когда мне приходится поменять лампочку, я становлюсь полным кретином. Умберто Эко // «Не надейтесь избавиться от книг!»

    И если изобретение Гутенберга положило начало диктату книжно-линейной эры в культуре человечества, то первые существенные шажки в направлении реанимации «докнижной культуры» были сделаны задолго до появления компьютерных игр и социальных сетей.

    Культуролог Фрумкин справедливо подчёркивает, что первое громогласное, масштабное и массированное противостояние диктатуре «книжной культуры» в европейской культуре было осуществлено газетной империей. Это её стараниями была отшлифована и узаконена особая специфика в изложении информации. Которая так и стала именоваться – «газетный стиль подачи материала», ставший предтечей «клиповых реплик» в современных соцсетях.

    Подчеркнём, что газетная стилистика давно приводила европейских интеллектуалов – поборников книжной линейности в традиционной европейской культуре – к мысли, что газета является страшной антикультурной силой. Потому что каждый выпуск газеты предлагает читателям достаточно непредсказуемое разнообразие каких-то коротких и почти несвязанных между собою текстов.

    Эстеты опасались, что чтение газет приводит человека к особому типу мышления: поверхностному и разбросанному. Что газеты делают сознание читателей клешированным тенденциозностью своих статей. Что заядлое чтение ежедневной периодики отвращает людей от более сложной интеллектуальной продукции. К концу XIX века подобные взгляды получили хождение даже среди интеллектуалов «средней руки». Тогда как, например А.П.Чехов – сочинения которого по исследованиям ЮНЕСКО будут у читателей ХХ века считаться «самыми популярными в мире» – не гнушался сотрудничать именно с газетными издательствами. Поставляя им фельетон за фельетоном, он пренебрегал предостережениями своих друзей и недругов.

    Правда, Чехов долго не мог забыть злобное «пророчество» критика А. Скабичевского. Дело в том, что после выхода первого (!) сборника за подписью А.Чехонте («Пёстрые рассказы», СПб, 1886) и составленного писателем из своих газетных фельетонов, юморесок и зарисовок, пресловутый критик, перечислив сюжеты основных рассказов сборника, провозгласил его содержание наиярчайшим примером досадной гибели таланта, растраченного на работу в газетёнках(!).

    Критик не побоялся даже утверждать, что автору сборника дескать придётся «подобно выжатому лимону, < … > в полном забвении умирать где-нибудь под забором [11, с. 448].

    Мало того, даже потом – уже в ХХ веке – случай с первым сборником рассказов знаменитого Чехова не заставил критиков своевременно и серьёзно призадуматься. И даже Г.Гессе – лауреат Нобелевской премии! – в своём замечательном романе «Игра в бисер» не поленился отвести несколько страниц обстоятельному осуждению фельетонов [10, с. 31].

    С позиций линейно-книжной, элитарной, снобистской культуры, он, – идя «след в след» за второсортным русским критиком конца XIX века, – усматривал в фельетонах только опошление, пустоту популяризации и бесполезную трату творческого потенциала. Не разглядев в фельетонах (пусть даже в специфических условиях немецкой прессы 1930-х годов) принципиальную естественность тенденции «измельчания» тех линейно/текстовых форматов, которые общество тоталитарно навязывало своим современникам как единственно заслуживающие доверия и уважения [10, с. 31]


    Полный текст этой статьи в PDF:


     

  • Разделение на «людей книг» и «людей экрана»

    Разделение на «людей книг» и «людей экрана»

    В.М.Букатов

    Петрарка всю жизнь работал над огромной поэмой «Африка», убежденный, что она станет новой «Энеидой» и принесет ему громкую известность. Сонеты же, навсегда прославившие его, он писал, лишь когда у него не было других дел. Умберто Эко // «Не надейтесь избавиться от книг!»

    В некоторых учреждениях, связанных с информационными технологиями, продвинутая администрация для удобства управления персоналом делит подчинённых на два типа.

    Первый – это так называемые «люди книг». Они предпочитают извлекать большую часть информации из чтения. Поэтому их главная отличительная черта – продолжительный объём внимания в работе с бумагами. Это они во время переговоров всегда помнят о том, какой вопрос является основным в обсуждении. Что и делает их вполне успешными топ-менеджерами.

    Второй тип – «люди экрана». Они кардинально отличаются от первых. Главное в стиле их работы – очень быстрый отклик на происходящее. Что само по себе обычно весьма приветствуется. Хотя иногда и мешает деловой координации с другими. Например, с теми, кто не так быстро врубается в ситуацию. Очевидно, что администрации при разумном руководстве будут нужны кадры и одного и другого типа. То есть как «люди книг», так и «люди экрана».

    Клиповый характер восприятия у «людей экрана» обеспечивает большую скорость обработки информации. Зато обратной стороной их клиповой виртуозности является быстрая утомляемость. Которая особо быстро наступает при восприятии линейной и(или) монотонной подачи информации. Как например, – в книжном убористом тексте. Или по ходу затянувшегося делового совещания (во время которого именно «люди экрана» постоянно хотят сменить тему и «двигаться дальше»).

    Распространение среди докладчиков моды: на демонстрацию во время своих выступлений поясняющих графиков, таблиц и схем; на использование экранов, мониторов и интерактивных досок; на обращение к эмоциональным байкам-заставкам, художественным метафорам и образным сравнениям; – говорит о серьезном признании заслуг «людей экрана» в научном мире [10, с. 28]. Организаторы даже настойчиво рекомендуют участникам в ходе презентаций своих научных докладов ускорять «мелькание» демонстрируемых слайдов. Подобные рекомендации иллюстрируют востребованность именно такого стиля работы даже на международных конференциях и солидных совещаниях.

    Умение сосредотачивать своё внимания на одном предмете – безусловно, очень важно. Умение быстро переключаться на новые задачи и быстро входить в незнакомую ситуацию – тоже весьма важное качество. Парадокс в том, что эти навыки одинаково необходимы любому человеку. Но они антагонистичны: реактивность развивается за счет сосредоточенности, и – наоборот. И сегодня толком никто не может объяснить, какую же пропорцию между ними следует считать идеальной.


    Полный текст этой статьи в PDF:

     

     

  • Изобретение Гутенберга и появление школьной диктатуры книжного тексто/центризма

    Изобретение Гутенберга и появление школьной диктатуры книжного тексто/центризма

    В.М.Букатов

    До Святого Амвросия читали только вслух. Он же первым начал читать, не произнося вслух слова. Это повергло Святого Августина в крайнее замешательство. Почему вслух? Если вы получаете письмо, написанное от руки, да еще неразборчивое, вам иногда приходится помогать себе, проговаривая его. Я часто читаю вслух, когда получаю письма от французов,— они последние в мире, кто пишут письма от руки.

    Умберто Эко // «Не надейтесь избавиться от книг!»

    Книги стали уникальным и значимым культурообразующим фактором, благодаря гениальности Гутенберга – ювелира, изобретателя, немецкого первопечатника. В середине XV века он разработал гениальный способ книгопечатания – подвижными литерами.

    Благодаря этой технологии и сами сочинения и их копии получали возможность быть убористыми, гарантированно разборчивыми и технологичными в изготовлении. Всё это позволило распространять книги среди гораздо большего числа читателей, чем раньше.

    Вереницы европейцев, открывая переплёты печатных книг, приобщались к таинству встречи с длинным монологом, посвященным какой-то одной предметной области. И всё большее число людей понимало, что для восприятия этого таинства им будет необходимо отстраниться от забот, связанных с окружающей их реальной жизнью.

    Появление «быстропечатных книг», обеспечило форсированное формирование, шлифовку и распространение традиции библиофильства. Которая сопровождалась уверенностью, что «любовь к чтению» – занятие замкнутой касты интеллектуалов. Которые могут позволить себе роскошь заниматься одной единственной и весьма узкой задачей – внимательно следить за ходом чужой мысли, создавая в своём воображении связную картину изложенного автором повествования.

    Со времён дремучего средневековья в школах – как правило монастырских – повсеместно и неукоснительно стала насаждаться диктатура текста. После Гутенберга школьным библиотекам пополнять свои книгохранилища стало намного проще. Многочисленность «единиц хранения» стала символом информационной преемственности с культурой прошлого (навеки возводя консервативно-просветительскую функцию образовательной деятельности в ранг основной). И делало учебные учреждения реальными центрами формирования, укрепления и распространения навязчивого монотона тексто/центрической книжной диктатуры.

    Заметим, что во все времена были люди как «текстового» так и «нетекстового» склада. Последние в тексто/центрическую культуру бумажных (и/или пергаментных) книг (и/или рукописей) как правило не укладывались. Поэтому их обучение шло с трудом.

    Именно таких учеников обычно считали неуспевающими, малоспособными. После окончания школы многих из них ждал удел исключительно физического труда. Тем не менее некоторые их этих учеников, вдоволь нахлебавшись всевозможных неприятностей из-за плохих отметок по языку и(или) математике, пробивались-таки наверх.

    Некоторые родители, чтобы оградить своих детей от печальной участи получения плохих отметок, с рождения готовили своих чад к тяготам тексто/центрической школы, стараясь подавить, заглушить или компенсировать рудименты нетекстового (то есть дотекстового) стиля восприятия, мышления, сознания.

    Сегодня сердобольным родителям с готовностью предлагают свою помощь по «профилактике плохих отметок» и воспитатели в детских садах, и различные учителя подготовительных групп, классов, курсов, и частные гувернёры и репетиторы, и телепередачи коммерческих каналов кабельного телевидения, и уж конечно специализированные сайты с «постами» в социальный сетях Интернета. Подобные предложения оказываются востребованными, потому что уже много веков как в нашей культуре и обществе безраздельно «царит» диктатура книжно-текстового уклада.


    Полный текст этой статьи в PDF:

     

  • Клиповые симптомы  в восприятии, понимании и мышлении современников

    Клиповые симптомы в восприятии, понимании и мышлении современников

    Клиповые изменения в восприятии, понимании и мышлении современных школьников – досадное новообразование «постиндустриального уклада» или долгожданная реанимация психического естества?

    В.М.Букатов

    Школа, навязывает ученикам «чтение книг» как защиту от «клиповой заразы», вместо того, чтобы готовить их к жизни в парадоксальных условиях информационной лавины. Для этого необходимо линейные монологи учительских объяснений на уроках трансформировать в фрагментарно-индивидуальный диалог ученических пониманий.

    Ключевые слова: клиповое мышление, восприятие, чтение, книга, люди экрана, тексто/центризм, учебник, расписание уроков, информативность, изложение, смысл

    Содержание:

    [1] Спасает ли чтение от «клиповой заразы»?
    [2] Изобретение Гутенберга и появление школьной диктатуры книжного тексто/центризма
    [3] Разделение на «людей книг» и «людей экрана»
    [4] О пошаговом возрождении уклада «докнижной эпохи»
    [5] Языковое свинство телеграфистов
    [6] О квази-упорядоченности журнальных и газетных изданий
    [7] «Клиповые брожения» художественного авангарда
    [8] Разумность издевательств учебных расписаний
    [9] Лавина дефектных учебников для просвещения новых поколений
    [10] Зубодробительность учебных экзерсисов
    [11] От монолога учительского объяснения к диалогу ученических пониманий
    [12] О грядущих парадоксах в нашей повседневной культуре


    Одна из поэм-размышлений Валентина Сидорова эффектно начинается строчкой-медитацией:
    Ты должен повторять и повторяться.

     Этот афоризм оказался уместным и в статье о культурологических аспектах психолого-педагогических проблем КЛИПОВЫХ характеристик восприятия, мышления и понимания. Потому что к установившемуся пониманию слова «клиповый», как к обозначению чего-то фрагментарного, обрывочного и разрозненного, поэтическая формулировка удачно добавляет тему трафаретной ритуальности (информативности штампов) и обрядовой периодичности (сакраментальности повторов). [9, с. 491]

    Если в «книжной культуре» весьма драматичным является противостояние цитирования и плагиата, то при «клиповом восприятии» грани этого противостояния стираются. Значимость формы пересказа чужих мнений, утверждений и доводов теряется, уступая главное место повторению самого смысла, трансляции сути содержания. Что приближает излагаемую информацию к стилистическому естеству разговорной речи.
    Подчеркнём, что сама статья возникла из мозаики мнений, аргументов и комментариев разных авторов, высказанных ими в разных работах, прочитанных нами в разное время. Но среди исходных осколков, фрагментов и воспоминаний существенная доля приходится на материалы статьи культуролога К. Фрумкина «Глобальные изменения в мышлении и судьба текстовой культуры» [10].

    В своё время эта статья меня приятно удивила. Так что на нашем сайте пришлось разместить её свободный пересказ-конспект для заинтересованных педагогов, психологов и родителей [2]. Позже было решено в схожем ракурсе заново рассмотреть недовольство родителей и учителей нежеланием детей читать книги – ни художественные, ни учебные, ни научно-познавательные. Что в итоге привело к появлению данной статьи.
    Добавим, что по признанию культуролога К.Г. Фрумкина, катализатором его размышлений, рассуждений и умозаключений стало издание на русском языке книги Умберто Эко и Жана-Клода Карьера «Не надейтесь избавиться от книг!» [4]. Умберто Эко (р. 1932) – знаменитый итальянский писатель, учёный-медиевист и семиотик. Жан-Клод Карьер (р. 1931) — известный французский романист, историк, сценарист, актёр, патриарх французского кинематографа.

    Содержание книги – запись их бесед, в которых – по ходу обсуждения проблем то технических, то связанных с гигиеничностью экранов и дешевизной переносных электронных устройств, то с вариантами решения проблемы авторского права внутри компьютерных сетей – речь идёт об онтологических рисках в развитии и «культуры чтения» и существования бумажных книг в современном постиндустриальном обществе.
    Обсуждаемые темы оказались благодатной почвой для рассмотрения «клиповых проблем» современного образовательного социума в оригинальном историко-культурном ракурсе.

    Напомним, что определение «клиповое» обрело популярность примерно в середине 1990-х годов. И почти сразу эта характеристика стала восприниматься как своеобразный терминологический диагноз, без разбору прилагаемый к процессам, связанным и с самим восприятием информации, и – с её усвоением, и – с её использованием. И даже – с формированием у молодого поколения специфических мировоззренческих установок и(или) клише.

    Считается, что клиповое восприятие (мышление, понимание) обеспечивает способность «интернет-поколению» быстро переключаться и легко ориентироваться в разрозненных фрагментах информации. Поэтому у молодых людей обычно привычка к многозадачности оказывается неплохо натренированной. Современные школьники одновременно могут слушать музыку, общаться в чате, бродить по сети, попутно редактируя фотки и рассылая селфи. При всём при этом многие из них даже умудряются параллельно выполнять – причём весьма неплохо – заданные на дом уроки.


    Полный текст этой статьи в PDF:


    Список литературы:
    1. Букатов В.М. Интерактивные технологии обучения: появления, характеристики, признаки и функции.
    2. Букатов В. Клиповое мышление как закономерный феномен современной культуры: вольно/подробный конспект-пересказ статьи Константина Фрумкина о судьбе линейных текстов «бумажных книг» и генезисе нового сознания.– Режим доступа: http://www.openlesson.ru/?p=25919
    3. Букатов В.М., Ершова А.П. Нескучные уроки: Обстоятельное изложение социо-игровых технологий обучения школьников.– Петрозаводск, 2008.– 188 с.
    4. Карьер Ж.-К., Эко У. Не надейтесь избавиться от книг! / Пер. с фр. и прим. О. Акимовой. – СПб.,2010.– 336 с. – Режим доступа: http://book-online.com.ua/read.php?book=5917&page=1
    5. Маринетти Ф.Т.Футуризм / Пер. М. Энгельгардта. М., 1914. – 241 с.
    6. Плешаков А.А. Окружающий мир. 2 класс Часть 1. / Рекомендовано Мин. обр. и науки РФ.– М, 2011.– 128 с.
    7. Раковская Э.М. География: природа России : Учебн. Для 8 кл. общеобразоват. Учреждений.– М., 2000.– 301 с.
    8. Резервы обучения чтению : Кн. для учителя / В. Н. Зайцев. — М. : Просвещение, 1991. — 32 с.
    9. Сидоров В.М. Избранные произведения: Т.1.– М., 1990.– 543 с.
    10. Фрумкин К.Г. Глобальные изменения в мышлении и судьба текстовой культуры // Ineternum – 2010 – Т. 1.– С. 26-36.
    11. Чехов А.П. Полное собрание сочинений в 30-ти т. : Письма – 1т.– М., 1974.– 584 с.


  • Спасает ли чтение от «клиповой заразы»?

    Спасает ли чтение от «клиповой заразы»?

    В.М.Букатов

    Когда в XIX веке в техасских школах решили преподавать иностранные языки, один сенатор решительно этому воспротивился, выдвинув такой, вполне здравый аргумент: «Если Иисус обходился английским, значит, и нам другие языки не нужны».

    Умберто Эко // «Не надейтесь избавиться от книг!»

    В обиходно-беллетристическом употреблении рассматриваемого «термина-диагноза» два момента весьма спорны. Во-первых, словосочетание «клиповое мышление» (восприятие, понимание, мировоззрение) часто выдаётся как характеристика, принадлежащая исключительно молодежи, детям и тинэйджерам. Во-вторых, в слове «клиповое» угадывается предвзятое приписывание явлению исключительно негативного значения.

    Раз «клиповое», значит зловредное, с чем следует незамедлительно начинать бороться. Но если, например, с рассеянным вниманием школьников в США до сих пор родители с помощью врачей борются медикаментозно, то для борьбы с клиповой заразой в России был выбран путь наказания чтением (!). То есть во имя спасения внимания современных детей и подростков было принято решение заставлять (побуждать и/или вынуждать) их как можно больше читать.

    Тут же возникли «образовательные услуги» в виде платных специальных тренингов, руководители которых спешили убедить родителей, что именно их методики помогут «дефектным чадам» научиться сосредотачивать своё внимание «на одном предмете», вникать в смысл прочитанного (сказанного и/или увиденного). Возможно, подобные тренинги кому-то какую-то пользу приносили и принесут – как в йоге порой приносят пользу тренинги по развитию медитативных навыков, – но панацеей от клиповых поветрий они стать не могут.

    О том, что в процессах восприятия, мышления и формирования мировоззрений существуют этапы определённой фрагментарности, несвязности и разрозненности – то есть самой настоящей «клиповости» – на самом деле было известно давным-давно и не один век. Клиповый подход (в восприятии ли, в понимании ли) это – вполне естественный вектор в освоении человеком новой для себя информации. И возник он не вчера и исчезнет не завтра.

    Конфликт между традиционной тексто/центрической «книжной культурой» и «клиповым стилем восприятия» сегодня неслучайно ярко проявляется именно в современной школе. Если любой взрослый человек, считая, что библиотеки и музеи, например, ему не нужны, то он в них – просто не ходит. И никто за ним никакого «конвоя» не присылает и посылать не собирается…

    А вот в школе (и в начальных классах, а в «средней» и «старшей» школе в особенности) тексто/центическая «книжная культура» предстает перед детьми и их родителями в виде мощной административно-принудительной силы. Только в школе людей, не склонных к чтению книг, изо дня в день заставляют читать [10, с. 28]. И для контроля заставляют не только пересказывать прочитанное, но и читать «на скорость» под включённый секундомер [8, с. 14].


    Полный текст этой статьи в PDF

  • Фольклорный концерт в семейном лагере (включая и детей с ограниченными возможностями)

    Фольклорный концерт в семейном лагере (включая и детей с ограниченными возможностями)

    Настоящий народный праздник в летнем лагере
    для семей с детьми-инвалидами

    (село Давыдово, Ярославская обл., Борисоглебский р-н)

     

    Информация с сайта

    Поездка в Давыдово это большая радость и эмоциональный подъём.
    Я предложила четырнадцатилетней дочке выбрать между лагерями в Чехии или недельную поездку в глубинку России. Поработать волонтёром в особом «лагере». Пожить в вагончиках без удобств, быть обкусаной комарами, кушать без разбора то что дают и делать то что скажут.
    Реакция — радость! Восторг! Прыжки до потолка и немедленное собирание чемодана!

    Четыре года назад, дочка прожила целую смену в палатке. Но волонтёром ещё быть не могла. Зато теперь, в 14, она может быть полноценным волонтёром.

    Чтобы участвовать в этом лагере, нужно заполнить одну из анкет:

    Это удивительное место с удивительными людьми. Каждый год в селе Давыдово летом собирается особый лагерь. Сюда съезжаются с разных уголков России семьи в который есть дети с особенностями. Здесь их так и называют «особые дети».
    Ещё сюда приезжают волонтёры. Это юноши и девушки, одним словом, подростки из разных городов и стран.
    Жизнь в лагере очень насыщенная. Родители детей-инвалидов, привыкшие всё время находится со своими детьми, учатся освобождаться от непрерывного напряжения и волнения за своего ребёнка.
    Особые дети общаются со своими сверстниками или старшими товарищами, учатся обходится без мамы или папы.
    То как общаются между собой волонтёры и особые дети, это отдельная история. Их отношения и общение, очень похожи на обычное, нормальное общение в компании подростков.
    Шутки, смех, обиды, дружба, любовь и ревность, забота и раздражение. Здесь всеобъемлящее полноценное общение.

    Шла последняя неделя первой смены (раньше приехать невозможно, учебный год в Чехии заканчивается в конце июня). Мы окунулись сразу в атмосферу бурной и слаженной деятельности всех и во всём. Волонтёры бегали и опекали своих подопечных, родители занимались какой-то бурной деятельностью. Все репетировали, наряжались и были поглощены не проблемами со своими детьми, а совсем другими, живыми и здоровыми хлопотами.

    В сравнении с размеренной жизнью в Чехии, здесь как буря позитивных и приятных действий подхватила нас обеих. Не сразу было понятно куда бежать, что делать и на что смотреть. 

    Дети, волонтёры и «особые» сновали туда-сюда. Все находились в плотном и интересном взаимодействии. Волонтёры участливые и заботливые, уверено и со знанием дела обходились с довольно сложными ребятами и аутистами и на колясках.
    Они как будто каким-то естественным, природным чутьём знали как надо, при этом сами оставались детьми. Стиралась та грань между «особенностью» и «нормальностью», а может это расширялись границы «нормальности».
    Появлялось странное ощущение, что все особые, включая меня, или, скорее все нормальные. Я сама испытала на себе ощущение, что к этим детям с ограниченными возможностями (можно подумать у нас возможности не ограничены).
    Если начать измерять нормальность/ненормальность, то понимаешь, что у каждого есть отступления от НОРМЫ. Здесь особенно видны эти особенности. Здесь восприятие какое-то иное…


    По расписанию: ФОЛЬКЛОРНЫЙ КОНЦЕРТ

    Погода в этот день была непредсказуема. Менялась она каждые 40 минут от невыносимой жары до урагана с градом и обратно.

    До последнего не было понятно, где будет концерт. За 10 минут до планируемого времени,внезапно закончился ливень, который так же внезапно начался. Было принято решение провести концерт на улице.


    Троицкая поляна

    Народ начал собираться. Приходили парни и девчонки в костюмах. Красота! Если было бы прилично, я бы визжала, от переполнявших меня эмоций. Но я вцепилась в спасительную Оленьку — годовалого ребёнка и весь этот восторг заземляла в неё.

    Всю первую смену проводились занятия по фольклору и с родителями и с волонтёрами. Фольклор в Давыдово живёт полной жизнью. Родители, которые никогда не пели в традиционной манере, испытывали серьёзные нагрузки. С непривычки, порой, сложно извлечь голос, да ещё и запеть, а ещё и открытый изнутри, как делали это наши прапрабабушки. Звук дикий и «неаккуратный». Само его извлечение отнимает много энергии, не говоря уже про дыхание, тексты и движения.
    В эту смену занятия по фольклору вели Алина Рябый и Григорий Холоднов.


    Выступление

    Сначала родители особых детей при поддержке Алины исполнили духовный стих. Я так и не поняла, как можно было за такой короткий срок так распеть женщин, которые не поют постоянно. Удивително.
    Конечно понравилось выступление волонтёров.
    Получился не концерт в привычном понимании. Был самый настоящий фольклор, как в народе, где одновременно  все и артисты и зрители.

    Танцевальная часть, конечно самая задорная и любимая. Только когда танцуют подростки, появляется та сокровенная атмосфера общения, касаний, ритма, внимания, взглядов и веселья. Народный танец для подростков обладает сильнейшим и положительным значением в воспитании. 

    В Чехии в этом возрасте начинаются уроки парных танцев (не народных) под предлогом подготовки к выпускному.

    В народных танцах парных и круговых (кадрилях) есть элемент игры и свободы. Они очень хороши и полезны, даже для тех, кто вообще мало имеет отношения к танцам как таковым.

    Было весело, было по-настоящему, живо и душевно. Другого от этого места и не ожидаешь.

    Наблюдая за дочкой, радовалась. С детьми хочется поделиться лучшим. Моя фольклорная юность, вне всяких сомнений было одним из самых замечательных событий. Здесь я нашла то самое место, которое отзывается во мне самыми нежными чувствами. А то, что эта атмосфера стала близка и моему ребёнку, радует и успокаивает. 
    Ведь не редкость, когда родительские интересы не принимаются детьми, а тут совпало. 
    Это счастье и большое везение!


  • Обзор игры «Эмпатиум» (карточки с эмоциями и фразами)

    Обзор игры «Эмпатиум» (карточки с эмоциями и фразами)

    С.Фрига

    Обзор игры «Эмпатиум»

    [первые впечатления]

    Это настольная игра 3+.
    Из Москвы в Прагу получили по почте. Пришла быстро.
    Распаковывать посылку собрались дома с детьми 4, 5 и 13 лет. Дети сразу схватили карточки (с лицами) и начали их рассматривать и кривляться, изображая эмоции с карточек.
    А нам захотелось понять логику карточек с надписями. Мы специально не стали заранее изучать правила, потому что хотелось проверить самодостаточность набора.

    Увидели, что надписи на карточках красные и синие. На красных — эмоции, стиль или жанр, а на синих — фразы. Разделили на 2 колоды и взяли по одной из каждой колоды.

    [учебное пособие]


    ЗА КУЛИСАМИ СЛОВЕСНЫХ И БЕССЛОВЕСНЫХ СЕКРЕТОВ ОБЩЕНИЯ

    Практико-ориентированные экскурсы по
    ТЕАТРАЛЬНОЙ ТЕОРИИ ДЕЙСТВИЙ
    Петра Михайловича Ершова

    в трёх частях


    В.М.Букатов

    И без изучения правил, сразу захотелось произнести фразу с той интонацией, которая была в карточке. Это понравилось всем.
    Все внимательно слушали и потом спрашивали, какая же эмоция была написана.
    Надо сказать, что это довольно сложно сказать какую-нибудь позитивную фразу с эмоцией, например: покорность или страх. Мне это сразу напомнило социо-игровую ситуацию, когда делаются сценки по заданному жанру.

    Изучение правил

    Совет! Все правила лучше прочитать заранее.
    [Или можно посмотреть видео с объяснениями правил на сайте (ссылка)]

    Читать их, пока дети ждут, когда им объяснят, не хорошо. Они начинают скучать.
    Выбрали первый вариант игры для дошкольников: УГАДАЙ ЭМОЦИЮ.
    В инструкции было написано положить карточки с лицами рядом с игровым полем лицом кверху. И дети разложили карточки солнышком вокруг, но потом решили собрать в колоду. Объяснять особо ничего и не пришлось, дети интуитивно поняли, что нужно делать и спешили начать играть.

    Рассчитались на «камень-ножницы-бумага», определив первого, и начали играть.

    Задача была, брать по очереди по одной карточке из колоды и класть карточку на игровое поле (на соответствующее место с эмоцией). Дети читать ещё не умеют. После нескольких озвучиваний, где какая эмоция, они уже потом сами ориентировались и без труда определяли на игровом поле эмоцию.

    Карточки они раскладывали на игровом поле, друг на дружку, а я им говорила совпал ли их выбор или нет со списком в инструкции(!).


    Здесь хотелось бы отметить, что на мой вкус не хватало неоднозначных обозначений эмоций или смешанных. Может в контексте с предметом каким-то, персонажем или местом.
    Дошкольникам необходимо движение и если дополнить игру карточками с персонажами, то дети могли бы показывать сценки, изображая персонажа с той эмоцией, которая им досталась.
    Причём играть не каждый сам за себя, а командами.
    Но это была бы уже другая игра.
    Ещё, когда есть список со значениями, не остаётся место для обсуждения и детям не о чем было спорить. Получалось, что они играли не друг с другом, а со мной, положив карточку и ожидая мой вердикт: правильно-неправильно.

    Из 30 карточек не угадали всего 4. Сложность составила грусть и гнев.
    К слову сказать слово «гнев», дети не употребляли до этого, говорили «злость». А во время игры, сразу запомнили его и слово вошло в их лексикон.
    За каждое совпадение, я давала им «банкноту», они брали их с охотой, но мне показалось это необязательным.
    Потом дети сами подсчитали свои накопления. Оказалось — НИЧЬЯ, чему мы все вместе порадовались.

    Как и где можно использовать эту игру?

    Думаю, что набор «Эмпатиум» можно использовать на занятиях по социо-игровой методике. Его можно расширять различными дополнениям и модифицировать под ситуацию, предмет и задачу.
    Она может подойти для игры дошкольникам, школьникам, взрослым и смешанным компаниям.
    Хорошо также подойдет для игр в кругу семьи и в дороге.

    Это ещё предстоит проверить.

    Карточки с эмоциями можно использовать для социо-игрового приёма: объединения в команды “по открыткам”

    Как вариант вспомогательного материала для заданий типа подготовить сценки, озвучивания текстов, для оттачивания техники чтения, опроса класса (отвечать у доски с соответствующей эмоцией).

    Также она подошла бы для быстрой смены деятельности, как переходник.

    Данная игра не будет лишней в студиях, театральных, спортивных.

    Плюсы:

    1. Качественно исполнены карточки;
    2. Карточки отличного качества и печать на них яркая и глянцевая;
    3. Они хорошего размера, удобно и приятно держать в руках и детям и взрослым Понятная инструкция на русском языке;
    4. Большое разнообразие фраз и эмоций;
    5. Хорошо, что есть визуально-изображённые эмоции без надписей, для нечитающих детей;
    6. Можно использовать при изучении иностранного языка;
    7. Прекрасно изображены эмоции;
    8. Можно играть довольно большой компанией и с разным возрастом;
    9. Игра непредсказуема, что делает её настоящей игрой;
    10. Этот набор имеет очень большую вариативность (об этом напишем отдельно статью);
    11. Нет «умышленной» дидактики, игра может быть бескорыстна со стороны взрослых, если добавить немного вариативности.

    Предложения:

    1. При размещении игрового поля на столе, из-за мест сгибов, не удаётся его положить так, чтоб оно лежало ровно. И во время игры его легко зацепить и сдвинуть, свалив все карточки.
      (предложение: игровое поле можно разрезать на значимые фрагменты и располагать в любой последовательности, хоть в одну линию или сделать их из более плотного картона, а места соединений тонкими.)
    2. Добавить карточек с персонажами, тогда можно будет комбинировать эмоции и персонажей, чтобы могли играть дети, не умеющие читать или иностранцы (для нас это актуально, потому, что компании часто бывают смешанными.)
    3. Коробка-упаковка чересчур большая, если сделать игровое поле из более тонкой, но прочной ткани, чтоб можно было сворачивать или скручивать, то коробку можно сделать поменьше, чтоб карточки и поле умещалось. Хотя сама идея, из поля сделать часть коробки — интересная, но износ увеличивается из-за постоянного раскладывания и собирания перед/после каждой игры.

    И в завершении:

    В целом это хорошая базовая игра, которая позволяет с удовольствием провести время. Взрослый вариант игры позволяет двигаться.
    Эта игра хороша самим процессом, а не результатом.


    P.S. Для воспитателей дошкольников:

    Не забывайте дополнить игру движениями и  разнообразить взаимодействие не каждого в отдельности, а малыми группами.

    Социо-игровые приёмы: ОБЪЕДИНЕНИЕ В МАЛЫЕ ГРУППЫ

    Социо-игровые приёмы: ИГРОВЫЕ РАЗМИНКИ

  • Бессловесные элементы действий  [часть 1 (из трёх)]

    Бессловесные элементы действий [часть 1 (из трёх)]

    Бессловесные элементы действий

    [ часть первая из практико-ориентированных экскурсов по ТЕАТРАЛЬНОЙ ТЕОРИИ ДЕЙСТВИЙ Петра Михайловича ЕРШОВА ]

     

    ЗА КУЛИСАМИ СЛОВЕСНЫХ И БЕССЛОВЕСНЫХ СЕКРЕТОВ ОБЩЕНИЯ


     

    Содержание:

    Часть 1. Бессловесные элементы действий
    1.0. Театральная теория действий о составных элементах поведения и логики их последовательности

    1.1. Оценка
    1.2. Вес (лёгкий – тяжёлый)
    1.3. Мобилизация (большая, средняя, нулевая)
    1.4. Пристройка к партнёру общения (сверху, снизу, наравне)



    Теоретик «русского психологического театра», известный исследователь «Системы Станиславского», режиссер-практик и методист театральной педагогики – Пётр Михайлович ЕРШОВ (1910-1994) – разработал оригинальную «Театральную теорию действий» и режиссёрскую классификацию «Параметров поведения».

    Основываясь на идеях Станиславского о значении «простых физических действий», Ершов предложил театральную методику «чтения поведения» окружающих людей и воспроизведения особенностей этого поведения на сцене. Если психолог или психотерапевт заглядывают в психику человека, чтобы объяснить причины его поведения, то Ершов стал изучать поведение с точки зрения его направленности на ту или иную цель. Театральная уникальность и режиссёрская плодотворность концепции Ершова определяется поисками ответов на вопрос «зачем».

    Исследовательская, режиссёрская и педагогическая практика П.М. Ершова доказала перспективность этого подхода, столь тонко соответствующего уникальной специфике всемирно известного «русского психологического театра».

    Данный конспективно-деловой пересказ идей «Театральной теории действий» П.М. Ершова включает три раздела: «Бессловесные элементы действий», «Словесные воздействия» и «Социо-игровые упражнения по актёрскому мастерству».

     


    Бессловесные элементы действий

    1.0 Театральная теория действий о составных элементах поведения и логики их последовательности

    Каждое самое малое действие, можно разложить на «составные элементы», наличие которых объективно и обязательно. Если актёр пропустит какое-нибудь из них, то его поведение на сцене потеряют убедительность. То есть будут восприниматься как грубый наигрыш или штамп.

    Первая ступенька всякого действия – момент появления (зарождения и/или выбора) цели – в «театральной теории действий», вслед за Станиславским, именуется ОЦЕНКОЙ (см. п.1.1).

    Второй его ступенькой в поведении любого человека будет – приспособление – то есть ПРИСТРОЙКА – самого себя к  выполнению поставленной цели. В «театральной теории действий» из существующего многообразия пристроек выделяются как особо значимые – вес  лёгкий, тяжёлыйсм. п.1.2) и мобилизация (большая, средняя, нулеваясм. п.1.3).   

    А при общении человека с партнёром (или партнёрами) к указанным двум добавляются пристройки сверху, пристройки снизу и пристройки наравне (см. п.1.4).

    Наконец, третьей ступенькой процесса осуществления действия будет «действие в собственном смысле слова» – то есть ВОЗДЕЙСТВИЕ. Появление этой ступеньки невозможно без первых двух.  Все три ступеньки по существу являются звеньями единого, целостного процесса, которое всеми окружающими воспринимается как единое и непосредственно совершаемое действие.

    Если третья ступенька связана с речевым общением человека со своим партнёром, то воздействие становится СЛОВЕСНЫМ. То есть к бессловесным обязательным элементам органично добавляются и элементы СЛОВЕСНЫХ ВОЗДЕЙСТВИЙ (разнообразие которых Ершовым охвачено особой классификацией – см. раздел 2).    


    1.1 Оценка

    С внешней, мышечной стороны «оценка» — это всегда более или менее длительная и более или менее полная неподвижность. Пока цель не конкретизировалась (пока она ещё только определяется), мышечные движения имеют тенденцию замирать, прекращаться, останавливаться.


     

    Со стороны психической «оценка» — это установление в сознании человека связи между его интересами (возможной целью) и тем или иным внешним, объективно существующим явлением.

    Так, если человек читал и его неожиданно окликнули или ему сообщили нечто важное, то он, вероятно, оторвётся от книги и поднимет голову. И повернёт лицо в сторону информации или весь корпус.

    Все это будет выполнено единым непрерывным движением, за которым тут же последует непроизвольная неподвижность. Во время этой неподвижности человеком  будет усваиваться сам факт. То есть будет устанавливаться его связь с личностными планами, интересами, ожиданиями и возможными последствиями.

    Особо отметим, что при неожиданном и сильном раздражении извне (физическом или словесном) первой реакцией обычно бывает непроизвольное движение назад — мгновенная оборонительная реакция (см.«Иоанн Грозный с приближенными». Рябушкин А. П., 1903). За которой неизменно последует неподвижность, в течение которой происходит, «укладывание в голову» нечто увиденного, услышанного, воспринятого.

    Чрезвычайно важный и неожиданный факт «уложить в голову» труднее всего. А вот незначительный и лишённый неожиданности — относительно легко.

    Чем труднее «оценка», тем соответственно длительнее неподвижность. Таково общее природное правило. Но оно действует всегда с поправкой на индивидуальные особенности нервной конституции субъекта. И с поправкой на то, в каком состоянии он находится в данный момент.

     

    Чем важнее и неожиданнее для человека воспринимаемый факт, тем длительнее его неподвижность. Которая непроизвольно возникает у людей, когда они с трудом «укладывают в голову» полученную информацию.

    Если у человека при оценке факта не возникает неподвижности, то это означает, что: или 1) информация совсем не «задевает его за живое»; или 2) информация не является для него неожиданной

    Индивидуальные особенности «оценок» хорошо видны на специальной подборке фотографий посетителей Всемирной выставки в Брюсселе, застывших перед макетами искусственных спутников земли. «Все в изумлении остановились», но каждый по-своему.

    Если актер на сцене оценил увиденный или сообщенный ему факт легко и быстро, то это значит, что данный факт либо 1) не затрагивает интересов изображаемого им лица, либо 2) не является для него подлинной неожиданностью.

    И наоборот, если он долго и с трудом «укладывает» (оценивает) факт, значит или 1) факт «задевает его за живое» или 2) факт оказался настоящей неожиданностью.

    Природа «оценки» родственна тому поведению, которое в обиходной речи обычно называется – человек «удивился». Но в повседневности этим словом называются лишь очевидно долгие, яркие «оценки», оставляя без внимания все предыдущие степени данного бессловесного элемента действий. Но именно такие детали – порой казалось бы такие неброские и(или) незначительные – делают поведение актёра на сцене естественным, понятным, достоверным и убедительным.


    1.2 Вес (лёгкий – тяжёлый)

    Профессиональным термином «вес» (легкий, тяжелый) в театральном искусстве обозначается общее психофизическое состояние человека, которое отражается на мышечном тонусе возможных пристроек. Общее чувство бодрости, приподнятости, радости, здоровья, успеха выражается в субъективном ощущении «отсутствия» веса собственного тела. Человеку в легком весе свойственна освобождённость мышц от зажимов или излишков напряжения. Поэтому ему в лёгком весе совершать какие-либо движения или действия обычно не представляет особого труда.

    Ощущение же усталости, плохого самочувствия, огорчения или неудач невольно сказывается у человека в субъективном ощущении им тяжести, свинцовости своего тела. Что невольно отражается и на пластике всех его движений и действий.

    Через овладение умением «управлять» своей общим мышечной пластичностью актёры получают возможность с помощью мастерского воспроизведения бессловесных элементов действий управлять впечатлениями зрителей о том, что «лежит на душе» у изображаемого на сцене персонажа.

    Впечатление окружающих о «весе» своих собеседников связано не только с их ситуационным самочувствием (которое может то и дело может меняться), но и с их возрастом (влияние которого на поведение человека отличается уже гораздо большей устойчивостью).

    Человек молодой, сильный, здоровый обычно не замечает веса своего тела. Он обычно не ощущает и тех усилий, которые нужны для того, чтобы, например, встать, повернуть голову, поднять руку, повернуть корпус и т.д. Но тот же самый человек, находясь в состоянии утомления или после тяжелой болезни, менее расточителен в своих движениях и к расходованию сил относится бережливо.

    Для дряхлого, больного, «согбенного» старика груз собственного тела может быть почти непосильным. Он, разумеется, не думает о весе своих рук и ног, но он ощущает, что всякое движение требует от него особых усилий.

    Если у человека мало сил, он делается осторожным и предусмотрительным в движениях. Он избегает лишних движений, резких поворотов, неустойчивых положений и широких жестов. Поэтому действия, которые весёлый, молодой и(или) «лёгкий на подъём» человек совершит двигаясь смело, широко, расточительно, люди подавленные, старые, больные будет совершать бережно, осторожно, экономя свои силы.

    Опытные и наблюдательные актёры знают, что иногда старый, тучный и больной человек действует (а значит, и двигается) неожиданно смело, решительно и легко. Тогда как молодой, сильный и здоровый вдруг начинает сутулиться, становится осторожен, тяжёл и робок в движениях.

    Бывает, что бодрый, лёгкий на подъём человек мгновенно «увядает». А «увядший» – оживает.

    Увлеченность делом, перспективы успеха, надежды «окрыляют» человека, увеличивают его силы и тем самым уменьшают относительный вес его тела.

    А падение интереса к делу, ожидание поражения, угасание надежд уменьшают силы. То есть по режиссёрской терминологии –  увеличивают у персонажа «вес тела».

    По характеру движений человека, в частности, по тому, сколько усилий он тратит на их выполнение, люди судят о его общем душевном состоянии и его настроении в данную минуту. Например, по тому в каком весе выходит после экзамена студент из аудитории, почти всегда можно безошибочно определить, выдержал он экзамен или «провалился».

    Если ваш собеседник, узнав, что вы с кем-то поссорились, выражает вам своё сочувствие, но при этом хотя бы чуть-чуть «легчает», то он неискренен.

    На самом деле он рад вашей ссоре. Она почему-то ему выгодна…

    Улучшение настроения, оживление надежд, появление перспектив, сознание своей силы, уверенность в себе, в своих правах — все это влечет за собой выпрямление позвоночника, устремления «кверху», облегчение головы, корпуса, рук и ног. Вплоть до легких ресниц на искрящихся глазах. И лучезарной улыбки на губах.

    Всем известно, что дети и подростки даже подпрыгивают от радости. Не случайно и весёлые люди с удовольствием пускаются в пляс (недаром у всех народов пляски и танцы связаны с демонстрацией человеком своей силы и энергии, победу над тяжестью притяжения).


    1.3 Мобилизация (большая, средняя, нулевая)

    Профессиональным термином «мобилизация» в театральной терминологии обозначается уровень концентрации внимания человека на цели (а «демобилизацией» — отсутствие этой концентрации). Уровень концентрации внимания проявляется в специфических особенностях работы мышц тела, в их «деловой» готовности.

    Среди старейших профессиональных актёрских выражений самыми популярными были такие, как «ронять тон», «подымать тон», «держать тон». Неумение «держать тон» и склонность «ронять тон» издавна считались в театре признаками профессиональной неподготовленности.

    Современные режиссёры отказались от этих выражений. Специальные заботы о тоне уводят актёра от действия, от живых человеческих переживаний. И все же это старинное выражение не было лишено некоторого рационального смысла, которое первоначально заключалась во внимании к мускульной мобилизованности. То есть вниманию к готовность тела к выполнению конкретных действий. Эту мобилизованность К.С.Станиславский называл «позыв к действию» и придавал ему большое значение.

    Овладевая выразительными средствами «мобилизации», актёры получают возможность управлять впечатлением зрителей о степени заинтересованности, о важности данной цели для персонажа, показываемого на сцене.

    Ярким примером владения изобразительными секретами мобилизации может служить исполнение народным артистом СССР В.О.Топорковым лекции профессора Кругосветлова в спектакле МХАТ «Плоды просвещения». Читая лекцию, Топорков наглядно и с фантастической конкретностью «показывал» слушателям то «души умерших», то «вещество более тонкое, чем эфир». Его мобилизованность,  доведённая до предельной яркости, вскрывала и фанатизм занятий персонажа и очевидную логическую нелепость его представлений и мировоззрения.

    Традиционно тренировка умения управлять своей мобилизацией в театральных студиях начинается с коротких этюдов. Например, с любимого многими студийцами упражнения «тянуть руку». Предлагаемые обстоятельства — урок. Задача — чтобы вызвали «именно меня». Исполнители и зрители договариваются об обозначении разных степеней мобилизации:  0 – минимальная мобилизация (то есть демобилизация), 5 – средняя, 10 – максимальная.

    Первоначально студийцы в своих микро-этюдах «тянуть руку» склоны выдавать за максимальную мобилизацию всего лишь среднюю. Чтобы обратить на это внимание обучаемых, преподаватель сначала им предлагает тянуть руку в какой-нибудь небольшой мобилизации (например, «3»). Затем по его сигналу степень мобилизованности увеличивается («5», «7», «9»).

    И во когда студийцы выполняют якобы «мобилизацию 9», — педагог вслух замечает, что вот только теперь студийцы приблизились к пятой (или четвёртой!) степени мобилизованности. Что на самом деле проявление «девятой» мобилизации в жизни гораздо активнее и ярче, чем они сейчас показывают.

    После такого замечания ученики, как правило, начинают припоминать, как же это случалось у них самих. И на самом деле они начинают наращивать мобилизованность, доходя до крайних степеней.

    Им уже кажется странным, как это они всего лишь высоко подтянутую руку принимали за девятую мобилизацию. Ведь, кто очень хочет, чтобы его спросили (9 — 10 степень мобилизации), тот и вскакивает с места, и зовёт, и энергично трясёт поднятой рукой. У него особые руки, ноги, корпус, взгляд и речь.

    Опытные актёры знают, что наиболее легкий путь увеличения мобилизации связан со скоростью — сделать быстрее, чем обычно, можно только увеличив мобилизации. Но при изучении мобилизации не следует ограничиваться исключительно задачей «быстрее» — это слишком сужает представление о мобилизации. У неё много сложных разновидностей, которые возникают при таких ситуационных задачах, как настороженно, бесшумно, внимательно, тщательно, торжественно, бережливо, таинственно и т.д.


    1.4 Пристройка к партнёру общения (сверху, снизу, наравне)

    Действия человека с неодушевлёнными предметами отличаются от действий, обеспечивающих его общение с окружающими людьми. Вторые и сложнее и объёмнее. Поэтому и пристройки к их совершению у человека весьма специфичны.

    Тренировка внимания в театральных студиях к особенностям и разнообразию пристроек начинается с выполнения и(или) отгадывания актёрских этюдов: человек бежит, убегая от кого-то, и человек бежит, кого-то догоняя. При убедительном выполнении задания, внимательный наблюдатель всегда сможет отличить один вариант от другого.  

    В актерском искусстве часто пристройки, возникающие у персонажа по ходу его взаимодействия с человеком или людьми, могут классифицироваться на три типажа:
    – «пристройки сверху», которые возникают у человека, если он считает, что у него по отношению к своему партнеру — права, а у того, в свою очередь, по отношению к первому — обязанности;

     

    – «пристройки снизу», которые обязательно появляются в поведении, когда человек уверен, что у него нет каких-то особых прав по отношению к своему собеседнику, так же как и у того по отношению к первому нет значимых обязанностей;

    – «пристройки наравне»; так как пристраиваться «сверху» и пристраиваться «снизу»  можно в разной степени, то легко себе представить некоторую среднюю, промежуточную пристройку, которая появляется в поведении общающихся, когда они не сговариваясь считают, что по отношению друг к другу они равны в своих правах и своих обязанностях.

    У каждого человека эти пристройки индивидуальны, но к примеру, в пристройке «сверху» общими признаками являются голос «на низах», взгляд «сверху — вниз», широкие жесты, приподнятый подбородок. Для пристройки «снизу» характерные проявления прямо противоположны. В этой пристройке просят прощения; очень вежливо обращаются с вопросом или просьбой; с готовностью исполнить желание или просьбу выслушивают уважаемого собеседника.

    П.М.Ершов подчеркивал, что студийцы на театральных курсах обычно с большим интересом и увлечением выполняют упражнения-этюды на попеременную пристройку к одному персонажу «сверху», а к другому — «снизу». Например, мать, ребенок и билетер в кинотеатре. Мать потеряла билеты, поэтому их не пускают на сеанс. С билетером мать разговаривает в пристройке «снизу», а со своим нетерпеливым ребенком — «сверху».

    Очень полезно после показа одного варианта поменять задание главному исполнителю — в новом варианте мать будет разговаривать с контролером «сверху», а с ребенком «снизу». Характеры матерей в этих вариантах получаются противоположными, и опыт исполнения таких этюдов оказывается полезным для «чтения поведения» и нас самих, и нас окружающих людей.

    Общими признаками пристроек СВЕРХУ являются:  голос «на низах», взгляд «сверху — вниз», широкие жесты, приподнятый подбородок.

    Для пристроек СНИЗУ характерны противоположные проявления: голос «на верхах», взгляд «снизу — вверх», скованные жесты, опущенный («втянутый») подбородок.

    Людям, привыкшим приказывать, людям самоуверенным, властным, людям нахальным и наглым, имущим и кичливым – свойственна тенденция пристраиваться сверху.

    И наоборот, весьма скромного, робкого, неуверенного или зависимого человек мы легко опознаем по его тенденции пристраиваться к своим собеседникам снизу.

    Интересное разнообразие «пристроек» можно обнаружить в произведениях изобразительного искусства. Даже в античной вазовой живописи точность изображения нюансов в «пристройках сверху» не позволяет их спутать с «пристройками снизу».

    В рисунке «Служанка Эвриклея омывает ноги Одиссею» изображён Одиссей, когда тот после многолетних странствий вернулся в родной дом. Он ещё не узнан, хотя всем своим видом и даже голосом напоминает Эвриклее её господина. Во время омовения, очевидно, происходит беседа — Одиссей «пристроен» к собеседникам «сверху», Эвриклея к Одиссею — «снизу».

    П.М.Ершов особо отмечал, что «пристройки», которые можно видеть в сюжетах древнегреческой вазописи, при всей их точности одновременно и относительно свободны. Каждая из них выражена «сверху» или «снизу» не в очень большой (яркой, броской) степени. То есть в поведении изображённых персонажей нет следов ни полной социальной зависимости, ни полной социальной раскрепощённости.

    Вероятно, это в некоторой степени отражает характер взаимоотношений между людьми в античном обществе. Когда ещё не была изжита патриархальная простота. Когда человеческого достоинства было больше, чем, скажем, в обществе феодальном или капиталистическом. А потому и в пристройках изображённых людей улавливается тенденция быть «наравне».

    Интересными примерами «пристроек снизу» могут служить – фигура папы Сикста в Сикстинской мадонне Рафаэля. И фигура Елизаветы кисти Джотто на фреске «Встреча Марии и Елизаветы». Где в фигуре Марии даётся образец варианта не очень яркой – то есть умиротворённо скромной – «пристройки сверху».

    На полотне Веласкеса «Сдача Бреды» можно опять увидеть ярко выраженную «пристройку снизу» и менее яркую «пристройку сверху». Конечно, для того чтобы в произведениях изобразительного искусства увидеть «пристройки», — нужно взглянуть на них как на запечатленный момент совершающегося действия, представляя себе, что за этим моментом может произойти в следующие мгновения.

    В русской жанровой и исторической живописи XIX века образцов «пристроек» самого разнообразного характера так же много. Среди них П.М.Ершов выделял примеры типичных «пристроек снизу»: у Юшанова в «Проводах начальника»; у Федотова в «Разборчивой невесте».

    Примеры типичных «пристроек сверху»: у Федотова в  «Свежем кавалере»; у Перова в «Приезде гувернантки в купеческий дом»; у Репина в «Отказе от исповеди»; у Ге в фигуре Пилата на полотне «Что есть истина.

    Убедительные примеры «пристроек снизу» и «сверху» П.М. Ершов находил  и в иллюстрациях Кукрыниксов к произведениям Гоголя и Чехова.

    П.М.Ершов подчёркивал, что фотография сцены из спектакля «Мария Стюарт» любопытна тем, что «пристройку» актёра, исполняющего роль Риццио, следует отнести к «пристройкам снизу», хотя в пространстве он расположен выше, чем его партнерша. А Стюарт, наоборот, «пристроена сверху», хотя в пространстве она расположена ниже, чем её партнер. На этом примере видно, что «пристройка» отнюдь не всегда может совпадать с позой или ситуативно сложившейся мизансценой. Что обеспечивает дополнительные выразительные возможности по воплощению своего творческого замысла, наработанного мастерства или индивидуальной творческой находки.

    Чрезвычайно яркий образец «пристройки сверху» запечатлен на  одной из фотографий балета «Ромео и Джульетта», поставленного в Большом театре. Танцор М. Михайлов в роли Капулетти, приветствует прибывших на званый бал гостей. Особо подчеркнём, что такая демонстративная откровенность «пристройки сверху» может быть уместной только в узких рамках отдельных пафосно-масштабных мероприятий. В большинстве же других случаев она будет восприниматься как смешная фальшивость, грубый штамп, наивный наигрыш.